Выбрать главу

Светлосерая плохо знала людей, трусливо спасавших шкуру при ее появлении…

Возможно, что именно цвет ее привлек внимание огромного Клыкастого, бродившего одиноко в лесах Коорга, пока пуля не выгнала его из старой квартиры в джунгли у реки. Однажды вечером он встретил на водопое стадо слонов и сразу принялся вызывающе наступать на него, топая тяжелыми ногами, громко трубя и вызывая на бой их старого вожака, древнего гиганта Одноклыка. Всю следующую ночь он пробродил вокруг бамбуковой поросли, презрительно трубя. Утром начался памятный бой, продолжавшийся три дня и определивший, кто впредь будет вожаком стада. Все жители джунглей дер жались в стороне, даже тигр и буйвол избегали поля битвы, где деревья вырывались с корнем и втаптывались в землю, где сам лес колыхался в такт движениям борцов, где самки дрожали за своих малюток, а молодые самцы стояли в стороне и завидовали отваге борющихся. Наконец, высокий рост и сила одержали победу над старостью и опытностью. Одноклык, одинокий и израненный, навсегда покинул своих подданных, а огромный черный Клыкастый, проплясав победный танец, стал повелителем всех молодых самцов и избрал себе подругу.

Подруга эта была более светлой масти, чем все остальные, почти черные. Она унаследовала свою светлосерую окраску от целого ряда предков, и эта-то окраска привлекла к ней внимание нового вожака стада.

Слоны редко останавливались долго на одном месте. В дождливое время года они отправлялись в горы, а в сухое следовали по берегу реки, где могли по вечерам купаться в глубоких затонах, обрызгивая друг друга водою, обучая молодых плаванию, наслаждаясь простором и прохладой воды. Все они были огромные, черные, блестевшие на солнце чудовища, и рядом с самым крупным из них, рядом с Клыкастым, всегда и неизменно шла Светлосерая, которую он охранял, господствуя над ней огромным ростом, мощными клыками, широким лбом и большими развевающимися ушами. Клыкастый сурово правил двадцатью пятью слонами, входившими в состав стада, обращая в позорное бегство других слонов, встречавшихся им по пути. Наконец, стадо его приобрело всеобщую известность и безраздельно завладело всеми джунглями юга, с наиболее прохладными местами для отдыха в знойный день, лучшими источниками для питья и самыми вкусными порослями бамбука. Ни один слон никогда не отваживался стать на пути большого черного Клыкастого, повелителя Светлосерой.

На третье лето их путешествий, как только окончились дожди, стадо было охвачено тревожным смятением. Слоны покидали горы, чтобы перейти в страну зеленых кустов и сочного свежего корма, приветствуя солнце, которого они уже не видели много дней. И вот однажды, когда они стояли, греясь под его лучами, на них напала необъяснимая тревога. Для слона это значит, что он или влюблен, или что-то его беспокоит; в последнем случае действует инстинкт, предупреждающий о посягательстве на ту свободу, которая принадлежит ему по праву. Светлосерая первая почувствовала дуновение опасности, донесшееся до нее по ветру, и сейчас же сообщила племени тревожную весть. Они были уже не одни в джунглях. Что-то двигалось между ними и горами — чужие слоны или, быть может, другая неведомая опасность.

Молодые самцы подняли хоботы и неосторожно завизжали, но Клыкастый быстро призвал их к порядку. Он дал им понять, что хочет прислушаться. Тогда сразу прекратилось всякое топанье и движение, матери угомонили слонят, и только несшийся с гор ветерок шелестел травою, да чирикали маленькие птички. Немного спустя земля и ветерок принесли им разгадку.

Почва слегка дрожала, — откуда-то шли другие слоны… большое стадо… два-три стада… одно по направлению от солнца, другое с гор и третье с равнины, покрытой высокой травой. Это сказала земля. Но ветерок принес еще что-то… новый запах… запах едва уловимый… запах людей.

Тогда произошло нечто необычайное: большой Клыкастый не повернулся с обычным яростным вызовом к незваным пришельцам. Нет, он начал тревожно озираться, размахивая хоботом и перебирая ногами. Потом он стал медленно и осторожно уходить. Светлосерая присоединилась к нему, и тотчас же, один за другим, последовали за ними все остальные.

Ход слонов постепенно ускорялся, и, наконец, они ураганом понеслись через чащу, построившись в клин, пробивая себе путь через поросль, не останавливаясь нигде до наступления ночи. Это был совсем новый прием — и означал он панику.

Стадо редко путешествовало таким образом: полным ходом, сплошной массой, не заботясь ни о матерях, ни о слонятах, и никогда оно не шло целый день без остановки.

Наконец, слонам показалось, что они снова находятся вне опасности, на земле, где почва не передает никаких подозрительных сотрясений, а ветер не приносит страшного запаха. Они, однако, не позабыли об этих явлениях, так как слоны редко что-нибудь забывают. Отдохнув, они на следующий день пошли дальше, к отдаленным речным джунглям, уже не сплошной массой, а в открытом построении, как полагалось при отыскивании пищи. В течение двух дней шли они все дальше по низким холмам, с каждым днем делая все более продолжительную полуденную остановку. На третий день они подошли к небольшому озеру с вкусным зеленым кормом на берегах, где и остановились на круглые сутки, беззаботно питаясь и валяясь в иле. Но в сумерки, выйдя на опушку леса, они познакомились с новыми загадочными явлениями.

Они увидели ряд маленьких светящихся точек, сверкавших в ночном полумраке, точно звезды над горою. Ветер донес до них дым, который странно щекотал их хоботы. Раздавались слабые, невнятные голоса… затем легкий, хорошо знакомый им звук: отдаленный призыв слонихи… Призыв этот звучал и знакомо, а вместе с тем и как-то незнакомо. Он снова пробудил в слонах чувство тревоги. Это был не свободный призыв, — в нем слышалась тоска, которой дикие слоны не понимали.

При втором призыве стадо покинуло стоянку и, подгоняемое страхом, не заботясь о том, что у него под ногами и куда оно идет, погрузилось во мрак джунглей. С этой минуты слоны познали тревожные дни и ночи.

* * *

Сверкающие огоньки горели в большом лагере. На пологом склоне холма были разложены десятки костров, вокруг которых сидело много людей. Красный отблеск огней озарял лица; между маленькими палатками и деревьями суетились повара и неслись приятные ароматы горячей пищи; трубки передавались из уст в уста, и в каждой группе кто-нибудь увлекательно рассказывал о слонах. Здесь были поседевшие в охотах махуды, герои многочисленных слоновьих облав, говорившие о больших слонах, точно о детях; их сыновья, бронзоволицые юноши в ярких чалмах, внимательно прислушивались к каждому их слову. Была здесь и прислуга при слонах — худые бородатые магометане с сонными, отупевшими от опиума глазами, и следопыты — волосатые жители джунглей, почти голые, и многочисленная толпа загонщиков, водоносов и кули из Мисора и Малабара, непрестанно болтавших на всевозможных языках и наречиях. Единственным спокойным элементом были безмолвные ряды смутно обрисовывавшихся на заднем плане слонов.

Колеблющееся пламя костров едва озаряло эти мощные фигуры под деревьями, величественно, спокойно и неторопливо поедавшие среди людской суеты охапки зеленых ветвей.

Люди ужинали. Из некоторых групп доносились обрывки песен и монотонно-торжественный говор рассказчиков; во мраке трескуче бил барабан; шум постепенно смолкал, и люди укладывались спать, укутавшись в коричневые одеяла, и только сторожа молча и недвижно сидели у костров. Наконец, замерли все звуки, кроме топота ног и жеванья больших часовых движущегося лагеря — слонов-загонщиков из Мисора.