Долго мы с ним толковали в этот вечер про волков, которых в этом году развелось особенно много. Припоминали, что еще до 1914 года во всем уезде никогда не бывало более двух волчьих выводков; в настоящее же время у Семёна Семеновича были точные сведения о двенадцати выводках в нашем районе.
Мы подсчитывали, что, если в среднем считать на каждый выводок по десяти волков, включая сюда и переярков[11]), то на территории нашего уезда должно было разбойничать не менее ста двадцати волков. Семен Семенович прикинул на счетах, что для того, чтобы прокормить эту компанию, от уезда потребуется в год никак не менее 2.500 овец или около 2.000 телят и жеребят. На самом деле, по деревням стоял форменный вопль крестьян, вследствие опустошений, производимых хищниками в стадах. Были отдельные случаи нападения волков и на людей. В одной из волостей волками был растерзан мальчик.
Правильно организованных охотничьих команд в то Бремя еще не было. Правда, месяц тому назад, Семен Семенович получил из губернии бумажку, предписывавшую воздержаться от производства охоты в наших лесах до прибытия какого-то «губернского ударного отряда волкоистребителей», и отряд этот, действительно, к нам прибыл во главе с каким-то усатым спецом, который выдавал себя за бывшего егеря великокняжеской охоты.
Губернские волкоистребители держались с большим фасоном и в разговорах с нами старались доказать, что они большие знатоки своего дела. Деятельность отряда, однако, не оправдала себя: за две недели отряд истребил в уезде громадное количество самогона; в Казанской волости эти молодцы убили одного небольшого волчонка, в другой же волости подстрелили взрослого крестьянина — загонщика.
На этом деятельность отряда и закончилась, потому что крестьяне в ударном порядке накостыляли бока как спецу, так и всему его ударному отряду.
Отряд поспешно отступил восвояси, а волчьи выводки, стронутые охотниками со своих логовов, принялись творить еще большие пакости, шатаясь по всему уезду.
В тот вечер мы с Семеном Семеновичем расстались на том, что завтра же он созовет общее собрание местных охотников для обсуждения вопроса об организации в срочном порядке облавы на волков.
* * *
Собрание было бурное. Много спорили и горячились. В конце концов, убедили приглашенного на собрание представителя от Уисполкома, что ни мы, ни наш председатель не виноваты в волчьих безобразиях, а потому мы снимаем с себя ответственность — в случае, если волкам вздумается еще раз полакомиться человеческим мясом. Мы добились от исполкома ссуды в размере 30 рублей на организационные расходы, поручили всеми уважаемому охотнику Павлу Михайловичу срочно выследить и проверить еще нетронутые с логовов выводки-, которые решено было уничтожить, дабы тем самым, с одной стороны, облегчить участь трудящихся, а с другой — покрыть себя новой славой…
Павел Михайлович в тот же день выехал на разведку. Через два дня Семен Семенович получил от него телеграмму — с уведомлением, что волки найдены в лесу Гнилушах в двадцати пяти верстах от города. Сбор охотникам назначается в деревне Тычок.
С вечера занялись мы набивкой патронов картечью, и на следующий же день выехали на четырех подводах в Тычок.
На собрании было постановлено привлечь к этой серьезной охоте лишь опытных охотников и хороших стрелков, однако, желающих и могущих обидеться оказалось так много, что ни Семен Семенович, ни Павел Михайлович не нашли в себе достаточно мужества, чтобы отказать кому следовало.
На самом деле, трудно сказать человеку, претендующему на звание охотника, что он никуда негодный стрелок, или же не годится для серьезной охоты…
А кто только не собрался на эту охоту! Всех нас собралось четырнадцать человек. Тут был и слесарь Адамов, и старичок доктор Никитский, и столяр Струев, и торговец Юрьев, и фининспектор и, наконец, вооруженный до зубов парикмахер Улыбкин. Этот последний захватил с собой пятизарядное дробовое ружье-пулемет системы «Браунинг», револьвер системы «Бульдог», великое множество патронов, кавказский кинжал, фотографический аппарат, компас и театральный бинокль. Впоследствии оказалось, что запасливый парикмахер не позабыл захватить с собою и полуторную бутылку чистого спирту. Впрочем, и у доктора Никитского болталась сбоку подозрительная дорожная фляжка, невольно наводившая на размышления, что доктора — счастливые люди, ибо им удается иной раз добыть чистого спиртику «для врачебных целей».
Вооруженный до зубов парикмахер Улыбкин.
В дороге стало известно, что на охоту прибудет директор михайловского спиртового завода, немец Шпиллер, который самостоятельно подъедет к месту сбора. Как оказалось, кое-кто из охотников пригласил почтенного директора не без задних мыслей…
Весело было ехать. Еще веселее стало нам по приезде в Тычок, где встретивший нас Павел Михайлович объявил, что ему удалось проверить в Гнилушах не тронутых волков, которых оказалось одиннадцать, включая стариков, молодых и переярков.
В Тычке охотники разбились на две группы: центром одной из них оказался парикмахер Улыбкин со своей полуторной бутылкой; центром другой — доктор Никитский со своей дорожной фляжкой. Но так как парикмахерская посудина оказалась много крупнее докторской, то, само собой разумеется, парикмахерская группа оказалась более многочисленной. Впрочем, и помимо своей посуды парикмахер был сам по себе интересен тем, что беспрестанно делал фотографические снимки и смотрел в бинокль, предлагая его и другим. Он же стрелял из револьвера в бутылку и на расстоянии десяти шагов иногда в нее попадал, к общему удовольствию. Доктор Никитский ничего этого не делал, а только рассказывал множество занятных и небезынтересных случаев из своей многолетней врачебной практики.
Мы с Семен Семеновичем примкнули к парикмахерской группе. Однако, когда настал вечер, мы потихоньку от других обратились к Павлу Михайловичу, чтобы он нас повел в лес послушать, как на заре провоют волки. Павел Михайлович, который держал нейтралитет и не примыкал ни к одной из групп, согласился, и мы незаметно вышли из деревни.
Гнилуши — небольшой, преимущественно саженый дубовый лес. Вид этого леса самый не дремучий и отнюдь не волчий. Дубы рассажены правильными рядами. Кустарников и чащи никакой.
В центре леса стоит сторожка, к которой вплотную подходит небольшой, но запущенный еловый питомник. Елочки представляют собой густую чащу и занимают площадь не более десятины. Здесь-то, у самой сторожки, старая волчица вывела детей и благополучно прожила с ними все лето. Тут же, в нескольких шагах от волчьих логовов, мирно и безмятежно паслись теленок и поросенок сторожа, а его курица, как ни в чем не бывало, бродила у самой опушки ельника. В лесу перекликались бабы, которые кончали сгребать листву. Не верилось, чтобы здесь могли найти приют волки — эти заклятые враги человека… Повидимому, волков вообще развелось слишком много для того, чтобы они могли быть разборчивыми в выборе квартир, а лесов в нашей степной местности немного. Известно, что волчьи семьи избегают селиться по соседству друг с другом, и пока волки держатся логовов, каждая семья имеет свой продовольственный район.
Серый пес сторожа встретил нас хриплым лаем. Повидимому, и он уживался с волками. Навстречу нам вышел сторож — молодой парень с простодушной физиономией.