— Только необъятной мощью, необузданной волею и фантазией предприимчивого македонца можно было объяснить появление этого чудесного памятника в недрах далекой варварской страны…
— Может быть, еще в те отдаленные времена, когда на месте этих обширных песков зеленели фруктовые сады и пашни, прорезанные глубокими оросительными каналами, расцветали богатые шумные города, — может быть, тогда великому завоевателю, отягощенному награбленными богатствами, пришла эта фантастическая затея…
— Лучшие зодчие, ваятели и техники были переброшены его властью из-под лазурного неба Греции в сердце Средней Азии…
…Но не долго я отдавался воображению. Огонь исследователя вновь овладел мною. Необходимо было тщательно осмотреть необычайное открытие.
Я поднялся и пошел между колоннами. Ноги неслышно скользили по шлифованному мрамору. Под лучом фонаря из сумрака выплывали изваяния богов и золоченые бюсты поэтов. На миг блеснув перед глазами, они тонули в полумраке, когда струя света уходила дальше.
Три раза я обошел вдоль стен овал гигантского зала. Окидывая мимолетным взглядом скрытые в нишах бюсты, я подолгу останавливался перед величественной фигурой Александра Македонского и пристально вглядывался в художественные линии статуи. Особенные признаки отличали ее от других. Следы египетской или вавилонской руки носила на себе эта статуя. Поражала монументальность, несвойственная эллинскому искусству.
Привлеченный этими особенностями, я вплотную подошел к изваянию и прикоснулся рукой. К моему величайшему изумлению, статуя чуть заколебалась, затем вместе с нишей исчезла в глубине. На ее месте открылся проход…
Подавив удивление, я сообразил, что имею дело со скрытым, но все еще действующим механизмом.
Новая загадка раскрывалась предо мной.
Протянул вперед фонарь и сделал несколько шагов по проходу. Электрический луч впился в темноту, осветив небольшую, выложенную базальтом комнату. Все ее пространство было наполнено многочисленными предметами, расположенными в симметричном порядке.
По середине, от самого входа до задней стены, тянулся ряд высоких ваз из яшмы, нефрита и порфира. Формой они напоминали цветы лотоса. Широко раскинувшиеся лепестки чаш уходили под самый свод. Это было каменное воплощение восточной экзотики.
По обеим сторонам ваз, на зеленых малахитовых пьедесталах, стояли длинные, похожие на саркофаги, сундуки из черного резного дерева, отделанные золотой инкрустацией.
В стенных полукруглых нишах располагались небольшие бронзовые урны со статуэтками на конусообразных крышках. На стенах, выше, были развешаны блистающие драгоценными камнями и золотом оружие и военные доспехи.
Дрожащей рукой, нерешительно и робко, я приоткрыл один из черных сундуков. В лицо молнией ударили огни бриллиантов! Передо мной лежало несколько корон из червонного золота. Искрившиеся и переливавшиеся лучи алмазов жгли и пронизывали глаза…
Здесь были персидские и фригийские тиары, ассирийские митры, в виде усеченного конуса, скромные двойные короны египетских фараонов. Рядом лежали тяжелые, массивные скипетры и другие эмблемы древне-восточного деспотизма, воскрешавшие сказочное великолепие старого Востока.
В другом сундуке оказались резные, из слоновой кости и янтаря, предметы домашнего обихода.
Я приподнял тяжелую крышку бронзовой урны, и невольно отшатнулся назад. Сноп разноцветных, бесконечной красоты огней брызнул под лучем фонаря и ослепил меня. Урна была полна драгоценных камней, невиданной величины и ценности. Не веря глазам, я растерянно смотрел на искры и переливы чудных цветов и оттенков сказочных сокровищ…
Мерцающие огоньком опалы, нежно-зеленые изумруды, кармино-красные рубины, золотисто-желтые топазы, небесно-синие сапфиры, аквамарины, бриллианты струили изумительные лучи. Они словно сгорали в собственном, неописуемом пламени…
От сильного волнения мое тело покрылось испариной, и в горле пересохло. Вспомнив о бассейне, я долгим взглядом окинул сокровища и вышел в зал. Спустился по ступеням к воде, нагнулся и стал пить холодную чистую влагу. Но лишь только я утолил жажду и поднял полову, как в ту же секунду прирос к мрамору ступеней. Над головой, под куполообразным сводом, раздался странный звук, словно кто-то ударил в хрустальный колокол. Звук был нежный и чарующий, — и музыкальный отзвук вибрировал в темноте. Через несколько мгновений прозвучал второй, но уже с иным оттенком, за ним третий, четвертый. Скоро весь зал наполнился хрустальными звуками. Звуки эти становились все мелодичнее, они росли и множились. Нежные волны переходили в невыразимо прекрасный говор могучей и торжественной музыки. Казалось, что сотни гигантских арф пели под руками искусных музыкантов.
Наконец, музыка постепенно стала затихать. Перейдя в гамму, она скоро отзывалась лишь редким звоном прерывающихся отдельных голосов…
Боясь, что сейчас она замолкнет совсем, и я не увижу ее причины, я судорожно выхватил ленту магния и зажег ее. При яркой вспышке я снова обозрел весь зал, и увидел то, чего понять сразу не мог.
Наверху, над головой, мерно ударяя друг о друга, плавно раскачивались подвешенные к потолку серебряные шары. Все их огромное кольцо, с неподвижным золотым шаром в центре, казалось гигантским, вращающимся на золотой оси колесом.
Я тут же понял, что они приводились в движение скрытым механизмом, приводимым в движение постоянным течением воды!
Простота и, в то же время, гениальность этих вечных часов ошеломила меня. От одной мысли, что в течение многих веков, в известный час шары начинают свою чудесную песнь и поют ее в полном мраке, погребенные под песками пустыни, — я наполнился неизведанным трепетом.
Изо дня в день, из года в год, из века в век повторялась эта музыка. Как страж далеких времен, неустанно и бесстрастно повествовала она об ушедшем прошлом.
Через минуту звуки замолкли. Магний погас. Только плеск воды продолжал свой неумолкаемый шопот…
Полный очарования, я поднялся по ступеням и взглянул на свои часы. Стрелки показывали предутреннее время. Я догадался, что это был гимн восходящему солнцу, но вместе с тем вспомнил, что пора возвращаться обратно, на поверхность земли. Экспедиционный караван, вероятно, уже собирается в путь.
Осмотрев еще раз комнату сокровищ, я опустился в воду бассейна и зашагал по трубе. Двигаться теперь было легче — волны не сопротивлялись, а подталкивали меня.
Я мысленно представлял себе беспокойство в экспедиционном лагере и почти бежал, по колени в воде. Сознание, что я несу миру величайший дар своим открытием, окрыляло меня.
Охваченный желанием скорее выбраться наверх, я не заметил, что движение воды было много быстрее, чем раньше. Только когда мои руки инстинктивно стали хвататься за стены трубы, — сообразил это. Быстрота течения все увеличивалась. Причина была непонятна.
Наконец в темной дали послышался шум. Но я все еще мог двигаться, хотя и с трудом.
Но вот показался пролом трубы. Мною овладел ужас. Вода со злобным клокотаньем врывалась туда и исчезала. Коридор и комната со скелетами лежали ниж уровня воды в трубе, и теперь заливались ею.
Цепляясь под напором воды за стены трубы, я осторожно подошел ближе к пролому. Будь воды чуть побольше, мое тело сорвалось бы, но это давление я выдерживал. Удалось даже просунуть в пролом руку с фонарем. По уровню воды в комнате пыток можно было судить, что она ворвалась туда недавно. По комнате и коридору двигаться еще было можно. Это меня ободрило. Так как никакого выбора не было, я, недолго думая, укрепил на голове фонарь и ринулся вместе с потоком в пролом. Бурное течение взметнуло мое тело на переломе потока, несколько раз перевернуло его в воде и с силой притиснуло к стене. Захлебываясь и задыхаясь, я отчаянно задвигал руками и поднялся на ноги. Вода была по грудь. В ушах шумело, глаза не различали ничего. Я прикоснулся к голове рукой, но там фонаря не было.