Действительно, по снежной арке, соединявшей края глубокого ущелья, я благополучно перебрался через поток. Не успел я сделать нескольких шагов, как заметил парившую над головой крупную белую птицу, сиявшую своей яркой белизной в лучах солнца. Я сразу узнал в ней полярную сову-белянку.
Схватив ружье, я прицелился и выстрелил. Из-за дальности расстояния или, быть может, спешности прицела я дал промах. К великому моему удивлению, выстрел нисколько не испугал птицы. Я знал полярных сов за очень осторожных птиц, с трудом подпускающих к себе на расстояние выстрела. Между тем, эта белянка продолжала кружить над нами, при чем магнитом, притягивавшим ее, оказалась, повидимому, наша собака.
Белая полярная сова
Птица то налетала на мою лайку, то отлетала от нее. Играло ли тут роль простое любопытство или, быть может, этими маневрами сова старалась отвлечь собаку от находившегося где-нибудь поблизости ее гнезда, — я не мог решить.
Я знал, что гнездование полярных сов, начинаясь в мае или июне, затягивается надолго, так как имеет ту любопытную особенность, что свои 8 или 10 яиц сова кладет с такими промежутками времени, что успевшие вывестись старшие птенцы помогают своим теплом высиживанию младших. Но чего я не знал и что мне пришлось впоследствии прочесть, так это то, что собаки пользуются особенной ненавистью полярной совы и что иногда она осмеливается даже нападать на них, бросаясь сверху, подобно соколу, на свою добычу.
Как бы то ни было, маневры совы с собакой кончились для нее трагически. Выстрелив вторично, я увидел, как белая масса перьев, закувыркавшись в воздухе, упала за бугром. Собака бросилась вперед. Я за нею. Взбежав на бугор, я увидел такую картину: на ковре зеленого мха лежала на спине белянка. Вокруг нее металась моя лайка, то с остервенением и яростным лаем набрасываясь на нее, то с жалобным визгом отскакивая от нее прочь. Вся ее морда была в крови. При каждом наскоке собаки лапы совы, как стальные пружины, выбрасывались вперед — и острые когти отражали врага. При моем приближении, сова перевернулась, вспорхнула и, перелетев небольшое пространство, снова тяжело опустилась на землю. У нее, очевидно, было перебито крыло.
На ковре зеленого мха лежала на спине белянка. Вокруг нее металась лайка. Вся ее морда была в крови…
Я хотел было новым выстрелом пристрелить добычу. Но меня вдруг осенила счастливая мысль попытаться взять сову живьем, пользуясь ее неспособностью к летанию. Я побежал за ней и схватил ее за здоровое крыло. Сова зашипела, защелкала клювом, и в ту же минуту я ощутил острую боль в руке, в которую моя пленница глубоко вонзила когти. Однако, после краткой борьбы, словно поняв бесполезность сопротивления, сова как-то сразу смирилась. Придерживая рукой пленницу, крепко вцепившуюся когтями в мое пальто, я вернулся на берег.
Здесь я привязал сову веревкой за ногу к валявшемуся на берегу бревну из того леса-плавника, который заносится на эти берега морскими течениями, а сам отправился собирать водоросли.
Возвращаясь к сове, я еще издали увидал кружившуюся над ней целую стаю поморников — особого вида чаек. Они с криком налетали на сову и били ее крыльями, а несчастная пленница только беспомощно вертелась, пытаясь безуспешно отражать их удары.
Очевидно, поморники пользовались удобным случаем свести старые счеты с хищницей, которая, наряду со своей главной и самой лакомой пищей — пеструшками, не брезговала и их птенцами. Но, кроме мелких пичужек, сова охотится и на более крупную дичь: белых куропаток, зайцев. Один ученый уверяет даже, что сова — ловкий рыболов. Сидя где-нибудь на скале, — рассказывает он, — она зорко вглядывается в прозрачную воду, и когда рыба подплывает близко к поверхности, сова бросается в воду и схватывает добычу.
Освободив пленницу от ее преследователей, я вместе с ней отправился на розыски товарищей и нашел их сидевшими на холме, вблизи которого стояли несколько ветхих, покосившихся, со стертыми надписями, крестов. Это были могилы погибших здесь когда-то путешественников. Кто они были — неизвестно. Этим крестам обязана своим названием и Крестовая губа и Крестовая речка.
Товарищи встретили меня радостными восклицаниями и поздравлениями с удачной охотой. Рассказав им свои приключения, я спросил:
— Ну, а вы какой добычей можете похвалиться?
— Мы тоже не теряли времени даром, — ответил врач. — Вот она наша добыча, похлопал он по мешку, где что-то ворочалось и повизгивало.
Я заглянул в мешок. Там копошилось около десятка зверьков величиной со среднюю крысу или крупную мышь, с короткими хвостиками-обрубками, бурой шерсткой сверху и желтым пушком снизу и с двумя желтыми полосками на голове.
— Лемминги! — воскликнул я.
— Лемминги или пеструшки, — отозвался зоолог. — Весь этот холм, на котором мы сидим, источен их ходами и битком ими набит. Мы прямо хватали их руками, когда они показывались из нор. Да, пока вы ловили хищника, мы наловили его жертв. Главный материал питания сов-белянок — пеструшки. В «урожайные» на пеструшек годы совы позволяют себе роскошь класть больше яиц, то-есть соответственно усиленно размножаются. Что же! Больше пищи — подавай и больше едоков, иначе пеструшки, при их баснословной плодовитости — по несколько выводков в год — заполнили бы весь мир! А вот и следы работы вашего белого палача: полюбуйтесь на этих мертвецов в саванах…
И с этими словами он подал мне несколько светлосерых цилиндриков. Внутри сухой, хрупкой волокнистой пленки были спрятаны, как в футляре, скелеты леммингов, так хорошо сохранившиеся и так чисто отделанные, словно это были искусственные препараты.
— Погадки? — спросил я.
— Они самые, так называемые «погадки». Полярная сова обычно не терзает своих жертв клювом, как бы можно было думать, судя по его крючковатой форме. Она глотает пеструшек целиком, для чего обладает соответственно просторной и растяжимой глоткой. В желудке растворяется все, что может раствориться, а непереваренные части, шкурка и скелет выбрасываются обратно…
— Любопытный способ питания…
— Да, в природе не мало любопытного. Взять хотя бы тех же леммингов или пеструшек. Отчаянный народец! Храбрецы такие, что ни перед каким противником не струсят. Раз вступив в бой, лемминг костьми ляжет, а не отступит; придя в ярость, он вцепляется в палку, ружье, сапоги, брюки… А их переселения, когда, гонимые голодом, десятки тысяч их движутся лавиной, подобно саранче, заполняя канавы, переплывая речки, уничтожая по пути всю растительность и сами преследуемые и беспощадно истребляемые лисицами, волками, воронами, совами и другими врагами! Или вот эта сценка, что мы сейчас наблюдали… Преинтересная сценка! Пеструшки бегают с этого холма на берег моря и таскают оттуда водоросли в норы для зимнего запаса. Работают дружно и прилежно. И вот мы видим: из одной норы выскакивает толстая-претолстая самка и тоже двигается в перевалку за добычей… Но вдруг из той же норы следом за ней вылетает самец, хватает свою неблагоразумную подругу за шиворот и уволакивает ее обратно в нору… Сиди-де смирно, коли у тебя будут скоро дети. Очевидно, матери освобождаются от работы не только по нашим законам, но и по семейным обычаям пеструшек.
Когда мы вернулись с нашей добычей на пароход, весь экипаж собрался полюбоваться очаровательной пленницей. Пушистая, ослепительно белоснежная, с громадными золотисто-желтыми глазами и черными зрачками, она действительно являла великолепный экземпляр этой самой смелой, гордой и умной из всех видов сов. Совершенно белая без крапинок окраска указывала на то, что наша пленница старше 8 лет, потому что, по свидетельству зоологов, до этого возраста, полярные совы сохраняют еще первоначальную крапчатость.