Мы покинули город около первого мая. Стадо находилось недалеко от Синей Горы, которой мы так часто любовались издали. Это была большая скала темно-синего цвета. На некотором расстоянии она казалась совершенно голой каменной глыбой, одиноко возвышающейся над равниной. По форме она напоминала куб, только плоская ее вершина с одной стороны была выше. Старожилы утверждали, что никто никогда не поднимался на Синюю Гору, так как склоны ее почти отвесны, а с южной стороны ее кроме того опоясывает быстрая река Крузадо.
Зная, что зимнее пастбище Ситвеля расположено на берегу реки у самого подножья горы, мы все лето мечтали о том, как зимой вскарабкаемся на эти скалы, по которым никогда не ступала человеческая нога. Работа у нас была легкая, один человек мог бы шутя справиться с ней.
В конце октября приехал управляющий Ситвеля Джон Рапп, чтобы перевести нас на зимнее пастбище. Блэк остался при стаде, а мы с Раппом отправились на новое место.
Наша хижина была расположена в маленькой сосновой роще, примерно в тридцати метрах от реки Крузадо. Буйные луговые травы подступали к самому крыльцу, и прямо под нашими окнами шмыгали кролики. Песчаные холмы позади дома были покрыты высокими кактусами, по форме напоминавшими оленьи рога.
Мы прибрали наше жилище и сложили копченую свинину, кофе и консервы на полках над кухонной плитой. Рапп предупредил меня что некоторое время стадо придется держать севернее, пока там будет трава. Нам с Блэком надо будет чередоваться, и в то время, как один из нас будет блаженствовать в кровати, другому придется спать на пастбище.
— Дело в том, — объяснил мне Рапп, — что здесь корма может нехватить на всю зиму. Кроме того, если перевести сюда стадо раньше, чем кончится жаркая пора, животные станут беспокойными, переплывут реку и скроются навсегда в в расщелинах скал, расположенных на том берегу. Сейчас там много пасется одичавших коров и быков. Когда ветер дует с гор, он доносит сюда их запах, и тогда наши животные, как ошалелые бросаются в воду. Вам придется бдительно следить за тем, чтобы этого не случилось.
Я спросил, пробовал ли кто-нибудь переправиться на тот берег, чтобы вернуть убежавший скот.
Рапп с удивлением посмотрел на меня:
— Вернуть скот с Синей Горы? Но ведь туда нельзя проникнуть: она со всех сторон отвесная, как цоколь памятника. Единственный проход— через ущелье, спускающееся к самой воде в том месте, где река огибает гору. Но река слишком глубока, чтобы перейти ее в брод, и слишком стремительна, чтобы можно было ее переплыть. Пожалуй, на лошади и можно было бы переплыть, раз коровы переплывают, но всякий предпочитает, чтобы кто-нибудь первый проделал этот опыт.
Я рассказал ему, что все лето любовался горой и мечтал взобраться на нее. На это Рапп строго заметил:
— Если я узнаю, что вы занимаетесь подобными глупостями, то немедленно прогоню вас. Я вовсе не желаю, чтобы вы сломали себе шею и погубили наше стадо.
Управляющий уехал, и для нас наступила привольная жизнь.
Нашим единственным соседом была Синяя Гора, с каждым днем все больше привлекавшая нас к себе. Вблизи она уже не казалась бесформенной скалой. Контуры ее напоминали гигантского зверя в лежачем положении: голова, расположенная к северу, возвышалась над туловищем. Мы легко могли допустить, что с севера она, действительно, недосягаема: скала здесь отвесно ниспадала с высоты около пятисот метров. Но с юга, казалось, можно было проникнуть через глубокий каньон [2]), спускавшийся к реке и расщеплявший весь массив до самого верха. С юга на север гора имела не более 5–6 километров, но с запада на восток ее протяжение было раза в два больше. Была ли ее вершина покрыта лесом, мы. не могли разглядеть, но склоны, обращенные к реке, были покрыты густыми зарослями осины и пинии, среди которых выделялись единичные кедры.
На вершине горы светало гораздо раньше, чем у нас. Когда я по утрам отправлялся к реке за водой, у нас было еще сумрачно и холодно, между тем как вершина горы была залита солнечным светом, а стройные кедры выделялись на фоне скал, сияя золотистым блеском, словно покрытые матовой позолотой.
Синяя Гора значительно укорачивала продолжительность нашего дня. Солнце скрывалось за ней вскоре после полудня, и наш лагерь погружался в тень. Затем, когда солнце спускалось еще ниже, лучи заката оказывались устремленными снизу вверх, и тогда гора, как чернильное пятно, вырисовывалась на фоне небесного пожара. Неудивительно, что, постоянно находясь у нас перед глазами, она действовала на наше воображение и влекла к себе. Черные грозовые тучи склонялись под ее прикрытием и, как пантера, неожиданно обрушивались на нас. Молнии играли вокруг нее, пронизывая ее, так что нам при каждой вспышке казалось, что вот-вот загорится кустарник, покрывавший ее склоны. Нигде мне не приходилось слышать такой раскатистый гром. Скалы многократно отражали его и отбрасывали на нас. Это навело нас на мысль, что, несмотря на свою кажущуюся монолитность, Синяя Гора на самом деле вся прорезана каньонами и пещерами. Иначе трудно было объяснить те протяжные завывания и тот грохот, которым сопровождался каждый удар грома. Долго после того, как гром на небе прекращался, гора продолжала звучать, как барабан, словно сама она ворчала и шумела…