— А почему бы и не так? — воскликнул Маракот после минутного молчания. — Разве я не предвидел этой возможности? Из чего состоит этот ил? Разве это не продукт разложения биллионов микроскопических органических существ? И разве разложение не сопровождается фосфорическим свечением? Да где же во всем мире и наблюдать такое свечение, как не здесь? Ах, какая досада, что мы видим такие изумительные вещи и не можем поделиться нашими наблюдениями со всем миром?!..
— Но позвольте, — возразил я, — мы не вытаскивали ни полграмма фосфоресцирующего ила и никогда не замечали подобного свечения.
— Ну, да, ил, очевидно, терял способность фосфоресцировать во время долгого периода продвижения на поверхность. Да и что такое грамм, даже тонна, в сравнении с этими безграничными равнинами ила? И смотрите, смотрите, — вдруг возбужденно закричал он, — глубоководные существа пасутся на этом органическом ковре, как земные стада на лугу!
Стадо крупных черных рыб, толстых и неуклюжих, проплывало над самым дном, то и дело поклевывая что-то. Потом появилось еще одно неуклюжее существо, похожее на морскую корову; оно меланхолично жевало что-то перед моим окном, другие медленно слонялись тут и там, иногда посматривая на странный предмет, так неожиданно появившийся среди них.
Я мог только удивляться Маракоту, который в этой мрачной обстановке, когда слышалось уже дыхание смерти, повиновался зову науки и лихорадочно записывал наблюдения. Не так вызывающе и углубленно, как он, я тоже сделал кое-какие наблюдения, и эта картина навсегда запечатлелась в моей памяти. Дно океана состоит из красной глины, но здесь поверх нее лежал слой серой глубоководной слизи, образовавший долину с волнистыми очертаниями. Насколько хватал глаз, долина не была совершенно ровной, ее пересекали странные круглые холмики, вроде того, на который мы сели, светившиеся всеми цветами радуги. Между холмиками плавали крупные стада причудливых рыб, большею частью неизвестных науке; они были окрашены во все цвета спектра, с преобладанием черного и красного. Маракот с волнением рассматривал их и вновь судорожно записывал что-то.
Воздух в кабинке становился очень тяжелым, и снова мы спаслись благодаря вдыханию кислорода. Странно то, что мы все чувствовали свирепый — прямо волчий — голод и с жадностью набросились на консервированное мясо, хлеб с маслом и виски с водой, предусмотрительно захваченные Маракотом. Немного подкрепившись и освежившись, я закурил последнюю папиросу и уселся поудобнее у иллюминатора. Вдруг я увидел нечто, поднявшее у меня в голове настоящий вихрь мыслей.
Я уже упомянул, что волнистая серая долина была вся испещрена маленькими холмиками. Один, более крупный высился перед моим окном метрах в десяти. На нем были какие-то странные знаки; присмотревшись к другим холмикам, я с изумлением заметил, что эти знаки повторялись и на них, уходя в тусклую мглу. Будучи на шаг от смерти, не так-то легко поддаться постороннему впечатлению, но у меня замерло дыхание и сердце на момент застыло, когда я догадался, что эти знаки, так ясно вырисовывавшиеся под слоем слизи, были орнаментом, несомненно высеченным рукою человека! Маракот и Сканлэн подбежали к иллюминатору и с изумлением смотрели на мое удивительное открытие.
— Ей-ей, это лепка! — воскликнул Сканлэн. — Верьте слову, эта площадка была когда-то крышей здания! Да и все эти холмики тоже были домами. Слушайте, хозяин, да ведь мы без пересадки приехали в подводный город!
— В самом деле, это древний город, — ответил Маракот. — Геологи утверждают, что некогда моря были материками, а на месте материков были моря, но я всегда отрицал теорию, что в столь недавние сравнительно времена, как четвертичный период, в Атлантике могли быть какие-нибудь серьезные катастрофы. А эти формации подтверждают теорию, что снижение океанского дна явилось следствием весьма недавней вулканической деятельности.
— Эти холмики довольно правильно расположены, — заметил я. — Я начинаю думать, что это не отдельные дома, а купола крыши одного крупного здания.
— Пожалуй, вы правы, — подтвердил Сканлэн. — Вот смотрите, четыре крупных по краям и мелкие между ними, как по линейке. А интересно бы посмотреть все это сооружение! Да в него можно запихать весь завод Меррибэнкса — и еще место останется.
— Непрерывное осаждение морских отложений закрыло его до самой кровли, — сказал Маракот. — Но с другой стороны, здание совсем не разрушено. На большой глубине мы наблюдаем постоянную устойчивую температуру в 32° по Фаренгейту[19]), и она препятствует процессу разрушения. Даже разложение глубоководных органических осадков, устилающих дно океана и освещающих его, видимо происходит очень медленно. Но, послушайте, это же вовсе не скульптурные украшения, а надписи…