Но это ложные следы. Вскоре мы находим несколько русских книг, на одной из которых, учебнике морской практики, надпись: «Сия книга штурманского помощника Афанасия Рослякова, 1899 мар. 12». Кроме открыток Кодака, я вытаскиваю из воды несколько больших слипшихся фотографий. На одной из них можно различить пятерых русских поморов, стоящих на палубе судна. Попадаются еще две фотографии, изображаю щие поморок на лугу.
Мысль о норвежцах постепенно тускнеет и окончательно исчезает после того, как удается вынуть покойника из каюты. Он закостенел, и пришлось снять часть палубы — люк слишком узок, чтобы вытащить его наружу. В ногах трупа лежит пиджак, и в кармане его старший штурман «Персея» т. Корельский находит две записки, смокшие, с едва заметным текстом.
Разбирая их буква за буквой, узнаем, что они выданы Максимом Варзугиным и Василием Рыликовым Афанасию Рослякову, которого они покинули, чтобы итти к осеннему рейсовому пароходу в Белушью губу. Росляков «остался от нас здоров» и с ним кто-то четвертый, который вместе с Росляковым зафрахтовал бот. Бот взят в Норвегии… Но что было в начале путешествия — не разобрать. Из Териберки (на мурманском берегу) пошли к Святому Носу, здесь промышлять было плохо. Пошли дальше, к Новой Земле. У острова Вайгача «сели на грунт», судно дало течь.
Пришлось зайти в одну из губ Новой Земли. Здесь Варзугин и Рыликов, считая, что на судне с течью назад не уйдешь, а продовольствия на всех не хватит, и поссорившись, повидимому, с Росляковым при дележе добычи, ушли к пароходу. Они перечисляют, сколько «зверей» напромышляли до ухода, но ни шкур, ни мехов нет — кто-то уже попользовался.
Кто же в кубрике? Росляков, или тот, четвертый?..
Труп выносят на берег на куске паруса. При свете солнца он выглядит еще более жутким. Одежды на нем очень много: норвежская фуфайка, жилет, два пиджака, войлочные брюки, меховые пимы. В левом грудном кармане маленький компас, нож и кусок жевательного табаку. В правом — бутылочка с валерьяновыми каплями. Никаких бумаг на трупе нет.
Штурман Корельский обыскивает каюту. В воде лежат пальто, рубахи, чулки, чемоданы — всякое сгнившее добро, но на койке под изголовьем ценная находка— дневник! Маленькая алфавитная книжка, исписано только начало, и плохо очиненный карандаш лежит между страницами — там, где находится последняя запись (воспроизводимая на фотографии).
Тогда же на берегу, возле бота, нам удалось разобрать кое-что, но мало. Дневник мокрый, страницы слиплись, многое стерлось. Только потом, тщательно разглядывая в лупу, можно было восстановить текст.
На корешке изнутри надпись[21]):
«Сей дневник писал на Новой Земле южном конце Афанасий Григорьевич Росляков 1924 года 9/1».
Месяц и число написаны другим почерком и приписаны позже, так как запись начинается 1 сентября 1924 г.
Весь сентябрь и октябрь бот, несмотря на течь, плавал между Петуховским Шаром и Кусовой Землей. 6 сентября «ночевали в Петухах». 20 «ночевали на конце Кусовой Земли». 23-го вернулись через Петухи в губу Заблудящую. «Ночевали дома в старой избе».
Мои товарищи вспоминают, что в губе Заблудящей в 1925 г. «Персей» нашел избу, на стене которой была надпись мелом: «Сию избу ставил А. Росляков в 1923 г.», а на столе была прибита гвоздем записка: «Мы ушли в губу Каменку 24 сент. 1924 г.».
Очевидно, Росляков уже бывал раньше на Новой Земле, зимовал, ставил избу и теперь опять возвратился в старые места. На всякий случай для спутников оставил на столе записку.
Дальше Росляков все что-то чинит, чистит машину. 28 сентября первое упоминание про четвертого спутника: «Старик нездоров».
Охота плохая — только 10 октября «убил дома нерпу. Старик на озере уловил 1 гольца». Хотели ехать, но машина не пошла, и перебрались на шойту (лодку), должно быть, чтобы пойти в ней на промысел. Но 25 октября машину удалось починить. До 31 октября шли на восток, но медленно — мешали штормы и туман. В 3 ч. дня 31-го стали на якорь у Ку-совой Земли, в Никольском Шаре, у острова Среднего.