От мыса Желанья всем хочется пройти к Земле Франца Иосифа, к острову Уединения или еще куда-нибудь на северо-восток. Год совершенно исключительный. Очень редко бывает, чтобы океан был абсолютно свободен от льда. Можно пройти далеко и открыть, быть может, новые земли.
Но капитан и начальник экспедиции неумолимы: у нас мало угля. И мы сделаем только еще один небольшой разрез— 110 миль на восток и один градус на север, до 78° сев. широты. И то это уже рискованно. Если на обратном пути нас хватит страшный «мордотык» — шторм в зубы — то мы не сможем дойти до Архангельска. И так сделано довольно, не каждый год огибают Новую Землю и высаживаются на мысе Желанья!
30 сентября проходим обратно мимо мыса Желанья и поворачиваем к Архангельску вдоль Новой Земли. Сначала видны ее берега, покрытые снегом, а затем из-за горизонта выглядывают только отдельные горы. Мы опять в открытом море — и не в сравнительно спокойном Карском море, а в бурном по осени Баренцевом. И через два дня нас встречает знаменитый «мордотык», которого мы надеялись избежать. Шторм с юго-востока все крепчает и крепчает. Мы упорно идем на юго-запад, шторм упорно прибавляет — уже волнение 7 баллов, ветер одиннадцать (предельный—12 баллов). Анемометр показывает[25]) 27 метров в секунду— это ураган! Пену захлестывает на верхний мостик и в трубу. Угля остается на полтора дня, а мы подвигаемся уже только 2–3 мили в час. Капитан решает поднять паруса и итти в гафвинд левым галсом[26]) в Мурманск.
Операция эта рискованная. Поднимать паруса в одиннадцати-бальный шторм, когда их обычно в это время спускают!
Судно приводят к ветру (носом против ветра) и с большими усилиями ставят паруса. На «Персее» ими вообще пользуются редко — парусность мала и ход плохой. Команда ползает на концы гафеля и бома[27]), чтобы распутать паруса и, наконец, подняты трисель, бизань и стаксель. С кливером[28]) хуже— сильный шквал, шкотовый угол обрывается, парус взметывается в дикой пляске и хлещет. Удается все же его спустить и собрать.
На парусах идем вдоль волны полтора дня. Волны хлещут с левого борта, перекатываются через спардэк, обдают с головы до ног на шканцах, когда идешь в кают-компанию обедать[29]). Одна волна, особенно бойкая, вырывает даже перила на шканцах и сбивает бочки.
Колокол на палубе звонит почти без перерыва, — так наклоняется судно. Ветер дикий, и бом (бревно в фут толщиною) дрожит, как струна.
Но всему бывает конец. 6 октября ветер стихает, но где мы — точно определить нельзя. Опять туман. Из тумана показывается буек, и затем — немецкий тральщик, который ловит здесь треску. Тральщик — маленький пароходик, и он то поднимается на гребень мертвой зыби, то совсем скрывается за ней.
Покачиваясь на волнах, долго мы сговариваемся с ним — по радио, так как возня с разноцветными флагами международного морского кода очень длительна.
Узнаем, что мы к северу от Мурманска— всего в 5 милях от того места, где мы должны быть по расчетам капитана.
Снова пущены машины, и на рассвете 7-го мы входим в Екатерининскую гавань (Александровск), имея всего на 2 часа угля.
Отсюда часть научного состава экспедиции — и я в том числе — уезжает в Москву. А «Персей», погрузив уголь и запасшись пресной водой, уходит в Архангельск, куда попадает только 20 октября, выдержав еще два сильных шторма.
НЕОБЫЧАЙНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ
БОЧЕНКИНА И ХВОЩА
СЕРИЯ ЮМОРИСТИЧЕСКИХ РАССКАЗОВ
В. ВЕТОВА
Здоровье Семена Семеныча медленно восстанавливалось…
Он не погиб. Погиб лишь «дирижабль» — его знаменитое ружье. Оно было затоптано в ил в момент спасения моего друга.
Без признаков жизни извлекли мы Семена Семеныча со дна Ивлевского озера, где он пролежал под водой не менее пяти минут, накрытый сверху своим изобретением — громадным тазом, в котором он так смело подплывал к гусям…
Более получаса откачивали мы на всевозможные манеры безжизненное тело Семена Семеныча и растирали его самогоном. Когда у нас исчезла последняя надежда на оживление этого закаленного охотника, он неожиданно чавкнул и тем самым подал нам первый признак того, что еще не погиб. Обрадованные, мы с новой энергией принялись качать и растирать закоченевшего охотника и, в гонце концов, докачали-таки его до того, что терпение его лопнуло: обдав нас изо рта целым фонтаном воды, он пустил в нас столь нехорошим словцом, что после этого у многих пропала охота принимать дальнейшее участие в оживлении моего дорогого приятеля.
27
Гафель и бом — части рангоута (мачты, брусья и перекладины, на которых ставят паруса). Бом — одна из рей. Гафель опирается одним концом в мачту, а другой конец — подвижен.
28
Трисель — косой четыреугольный парус фок- или грот-мачты (подвязывается к гафелю).
Бизань — нижний косой парус бизань-мачты (задней мачты).
Стаксель — треугольный парус, поднимаемый между мачтами.
Кливер — треугольный парус бугшприта (один из стакселей).