На следующее утро пошел снег, а к средине дня разыгралась метель. Целую неделю длилась снежная буря, и все это время мы пробыли на хуторе.
Узнав о нашем плане взобраться на плоскогорье и наискось пересечь его, хозяева очень встревожились. Мужчины, хорошо знакомые с местностью, настойчиво отговаривали нас. Всякая попытка пересечь плоскогорье зимой считалась заранее обреченной на неудачу. Но им не удалось поколебать нас. На девятый день, проводив нас до конца долины, где легче всего было подняться на плоскогорье, они простились, очень огорченные, не надеясь когда-либо снова увидеть нас.
Наше путешествие не казалось нам трудным. Плоскогорье простирается миль на десять в ширину; при нашем умении ходить на лыжах и при сравнительно благоприятной погоде мы надеялись пересечь его дня в два. Наша экипировка была крайне проста и рассчитана на непродолжительное время. Кроме лыж, лыжных палок и спальных мешков, у нас было по небольшому свертку с провизией да маленькая спиртовая лампочка. Свертки с провизией были вложены в спальные мешки, которые мы прикрепляли к спине. Провизия состояла из небольшого количества сухарей, масла и нескольких плиток шоколада, в лучшем случае ее хватило бы на неделю. Были у нас географические карты и компас.
Взобраться на плоскогорье было нетрудно, но на нем не виднелось ни одного предмета, который помог бы нам ориентироваться. Перед нами расстилалось море небольших холмов, с трудом отличимых друг от друга.
Пришлось итти по компасу. Первоначальной своей целью мы избрали пастушью хижину посреди плоскогорья. Вскоре после полудня мы добрались до нее. Дверь и окна хижины оказались забитыми, а поверх трубы были положены тяжелые доски.
Мы порядком устали после целого дня ходьбы, к тому же снова поднялся ветер, градусник показывал 12° мороза. Пробраться в хижину было чрезвычайно трудно, а тем более — взобраться на крышу и привести в порядок трубу. Мы оба здорово отморозили руки, и мой спутник все последующие дни думал, что навсегда лишился одного пальца.
На наше счастье, в хижине оказались дрова, но труба промерзла, холодный воздух тяжелой пеленой ложился на огонь, и мы порядочно измучились, прежде чем дрова разгорелись и дым пошел в трубу. Поужинав, мы залезли в мешки, разложив их на лавках против очага, и крепко уснули.
Утром злоключения возобновились. Ветер, поднявшийся еще накануне вечером, усилился, и повалил густой снег. Непогода настолько разыгралась, что мы решили переждать. При тщательном осмотре хижины нам удалось найти в ней небольшой мешочек ржаной муки, вероятно, забытый здесь пастухом. Чтобы не тратить своей провизии, мы сварили в котелке над очагом жидкую мучную кашицу. Два дня провели мы в хижине, питаясь исключительно этой кашицей; она была недостаточно питательна и отвратительна на вкус.
На третий день буря улеглась, и мы тронулись в путь. Вскоре опять повалил снег, и стало теплее. Чтобы точно знать, где мы находимся, нам часто приходилось заглядывать в карту, но мокрый снег, падавший на тонкую плохую бумагу, вскоре превратил ее в жидкую массу, и нам оставалось итти по компасу.
Ночь застала нас, прежде чем мы достигли намеченной цели. На ночлег пришлось устроиться под открытым небом. Мы провели очень неприятную ночь; мокрый снег, приставший к платьям, таял, и сырость пронизывала нас насквозь; в меховых мешках влага от тепла тела испарялась и не давала нам согреться. К концу ночи стало опять подмораживать. Я дрожал от холода и, чтобы согреться, решил выпить спирт из лампочки. Я выполз из мешка, взял одну из лыжных палок и стал ею нащупывать сверток. К своему ужасу, я не нашел его на месте. Утром вместе с товарищем мы продолжали поиски, но оба свертка словно в воду канули! Куда они делись — я и до сих пор не могу понять.
Наше положение было теперь чрезвычайно опасно: если мы вскоре не встретим людей, то погибнем от голода и холода. Мы быстро двинулись на запад, надеясь еще до вечера дойти до намеченного места.