Эта юношеская гибкость движений как-то не вязалась с его наружностью мужчины сорокапятилетнего возраста.
— А много ли тебе годов? — спросил я его.
— Седьмой десяток пошел, — ответил он, улыбаясь и показывая крепкие белые зубы.
— Что?!. Седьмой десяток?! — с удивлением переспросил я его. — Ну, и здоровье же у тебя!
— Силенки еще хватает… даром, что внуки пошли, — улыбнулся Панфил и так приналег на весла, что легкая лодка, словно подпрыгнув на воде, стрелой понеслась по течению.
— Старшему внуку нынче на призыв итти, — продолжал он.
— Ну, и не думал же я, что ты дедушка… Чай, и молодому-то за тобой не угнаться!
— Правильно себя в жизни соблюдал, — отвечал Панфил, — вот и старости, теперь не чувствую…
Лодка быстро неслась, скользя по мутной реке. То тут, то там в воде плескалась крупная рыба. Был самый конец августа, и руна омулей уже начинали заходить сюда из Байкала.
Меня сильно интересовали слышанные мною в Иркутске рассказы про смелых хищников-рыбаков, ворующих омуля в Селенге, и я начал выспрашивать про них Панфила, надеясь услышать от него интересные приключения. Его ответы, однако, мало удовлетворили меня.
— Есть… есть народ, который действительно что позволяет себе хищничать, — говорил он улыбаясь. — Да только про хищников нынче мало слыхать… Больно имальщики лихо работают. Нынче воровать омуля никому не дают… За воровство сейчас строго… Охота воровать у народа проходить стала… А что, мяса ты с собой взял? — неожиданно спросил он у меня. — Заедем на ту сторону: надо бы свининки раздобыть. Дорога наша с тобой долгая, а тут ребята на покосе… они вчерась свинью резали.
Я ответил Панфилу, что захватил с собой достаточно продовольствия и что свинину покупать излишне. Однако он так настаивал и к тому же торопиться мне было некуда, что я согласился, и минут через пять Панфил уже ловко приставал к противоположному берегу широкой протоки. Здесь из самого тальника выглядывал большой балаган, сколоченный из досок и коры хвойных деревьев.
Одним прыжком Панфил очутился на берегу. Ловко вытянув лодку, он побежал к балагану с легкостью мальчишки. Через мгновенье он уже скрылся внутри жилья…
Я последовал за ним, и когда подошел, из балагана один за другим вышли пять рослых молодых парней, а вслед за ними Панфил. Парни почтительно поздоровались со мной. Все пять были крепкие, коренастые, богатырского телосложения, один здоровее другого. При виде их широких плеч и поистине бычачьих шей, невольно вспоминался парад атлетов в госцирке перед началом французской борьбы.
— Тебе свининки? — рявкнул густым басом один из молодцов, — что же, можно… фунтов пяток тебе хватит?.. Эй, Гришка, отрежь им кусочек!..
Гигантский Гришка мигом исчез в балагане. Остальные молча, с любопытством разглядывали меня.
Мне стала как-то не по себе среди этих молчаливых богатырей, которые так серьезно и пытливо смотрели на меня. Приветствовали они меня с почтением, однако, как мне показалось, глаза их смотрели не слишком дружелюбно.
— Почем свинину продаете? — спросил я басящего молодца.
— Да ну, пустое!.. чего там говорить!.. Один кусок ничего не значит… Бери так.
Его щедрость меня удивила. Не желая принимать подарков, я полез в карман за деньгами.
— Брось… брось, — остановил меня богатырь. — Что там за счеты! У нас свинины хватает. Один кусок ничего не значит. Мы денег не возьмем.
Появившийся из балагана гигантский Гришка молча сунул в руки Панфилу большой кусок парной свинины.
— Прощайте, ребята, — сказал Панфил, направляясь к лодке.
— Прощай, Панфил.
— Спасибо, граждане! — поблагодарил я молодцов и последовал за Панфилом, провожаемый молчаливыми и любопытными взглядами пяти силачей.
— И здоровый же народ живет у вас на Селенге! — обратился я к Панфилу, когда мы отплыли на середку. — Вам позавидовать можно… Не люди вы, а богатыри!
— Народ подходящий, — отвечал он, улыбаясь своими крепкими зубами. — Работать могут!..
— Почему же они сейчас не работают?.. Почему сено не убирают? Почему не косят?
— Стало-быть, отдыхают… Эй, наладь свое ружье!.. Гляди, утки летят…
Над водой торопливо пролетала стайка серых крякв.
Вид дичи, которой тут было множество, заставил меня позабыть всех и вся. Утки летели во всех направлениях, — то парами, то целыми стаями, то одиночками. По мере нашего продвижения к Байкалу они встречались все чаще и чаще.