20 июня, примерно в полдень, мы миновали маяк Альбуен у входа в пролив Бельт. Здесь мы должны были взять лоцмана. Я думал, что мы остановимся, встанем на якорь, проделаем ряд формальностей — ничего подобного! На полном ходу к борту «Красина» приблизился кругленький беленький ботик, деловито пыхтя нефтяным мотором; два раза напрасно пытался подойти к «Красину», отбрасываемый волной, на третий раз он перебросил краснолицего коренастого человека в белой фуражке на спущенный с борта «Красина» штормтрап. Через полминуты на командирский мостик «Красина» входил старик с лицом индюка, с висящими под подбородком широкими складками. Лоцман деловито прошелся по мостику, сунул в уголок свой крошечный саквояж, выложил на столик маленький, доисторического образца, бинокль и принялся на языке, который он считал английским, объяснять нашему штурману порядок прохождения через Бельт.
Бельт больше похож на широкую гладкую реку, чем на пролив, соединяющий Балтийское и Немецкое моря. Он неширок, по обеим его сторонам тянутся плоские песчаные берега, а вдали видна сочная зелень бесконечных садов и лугов. Садики — подстриженные, аккуратно размеренные, с торчащими из деревьев острыми красными крышами. Совершенно та же картина и на берегах следующего за Бельтом Феммерн-Еельта. Только в Категате, где море делается светло-голубым, береговой пейзаж меняется, по берегам появляются бесконечные плоские дюны, совершенно исчезающие, начиная от Скагена, где Категат переходит в Скагеррак. Там мы расстались со следующим лоцманом — седым, как лунь, стариком, с ловкостью мальчика спустившимся с высокого борта «Красина» в такой же круглый беленький, как и привезший первого лоцмана, ботик, еще более бешено прыгавший на волне.
К полудню мы добрались до Утсире, где плоские дюны сменились высокими серыми скалами. К нам на борт влез лоцман-норвежец, еще более коренастый и краснолицый, чем все побывавшие у нас датчане. Он и вел нас Берген-фиордом — извилистым, вьющимся прихотливой змейкой между высокими, изредка опушенными зеленью лесов, серыми скалами. В расщелинах, иногда у самой воды, лепятся крошечные домики, такие чистенькие, аккуратные, словно они только что сняты с выставки игрушечного магазина. Аккуратно выложенные и чисто выбеленные каменные ограды тянутся по границам прибрежных усадеб. Почти около каждой усадьбы высится белая мачта с полощущимся на ней красно-синим флагом Норвегии.
Все, кто был свободен, высыпали на палубу «Красина», любуясь преддверием одного из красивейших мест Норвегии— Берген-фиорда. К Бергену мы подошли к 6 часам вечера, встреченные десятками лежащих на борту, почти касающихся боды парусами стройных белых яхт.
Берген — первый этап на нашем пути и в то же время последний. Забрав здесь максимальные запасы угля, мы должны будем итти до Шпицбергена без всяких заходов.
Берген — чудесный городок. Эта рыбная столица Норвегии, насчитывающая всего около 120 060 жителей, раскинулась широкой панорамой по крутым склонам обступивших фиорд гор. Что меня поразило в первый же день посещения Бергена — это его изумительные дороги и большое количество блестящих новеньких прокатных авто, бесшумно скользящих по улицам. Мало того, что улицы здесь ровны, как стол, и что, едучи в машине, можно свободно писать, — на каждом повороте аккуратно рассыпан гравий, не позволяющий шинам авто скользить; то же самое — на всех крутых спусках и подъемах. Чья-то заботливая рука каждый день возобновляет, разравнивает эту насыпку. Вторая особенность города— это обостренная, бросающаяся в глаза, чистота жилищ. Даже в крошечных домиках, иногда в 2–3 окна, сгрудившихся на тесных окраинных уличках, все блестит свежей краской; от начищенной меди ручек, ст старательно вымытых стекол рябит в глазах.
