— Да, да…
— В чем там дело?
— Из Басманного района. В 12 часов на Солянке трое неизвестных подошли к автомобилю Моссовета и предъявили мандаты ВеЧеКа, объявили шоффера арестованным и помчались с большой скоростью в Лефортово, потом по Немецкой улице. На Немецкой выбросили шоффера на полном ходу из автомобиля, причем шоффер видел, что машина свернула на Елоховку и умчалась по направлению к Преображенской заставе…
Друзья переглянулись: за Преображенской заставой.
— Больше ничего! № машины, описание. Проверяем мандаты. На имя…
— Ладно…
Друзья вышли в коридор.
Точный сказал:
— Заметь, Преображенская застава, шоссе, рядом ведь Московско-Казанская ж. д… Из Ташкента…
Он был ниже Мартьяныча.
Черты лица правильные.
Упрямейший затылок приглажен, лицо всегда озабоченное, аккуратен, за что и получил название Точного.
В Чрезвычайной его шутливо любили и постепенно втягивали и в серьезную работу.
Мартьяныч говорил:
— Материал, таким образом, прекрасный… Можно хоть сейчас заарестовать Якобсониху и квартиру на Тверской. Ты скажи там.
Точный раздраженно:
— Нет, не то, не то… Совершенно не надо. Сегодня мы должны быть на шоссе и выследить тех… Понимаешь?
— Да, я так и думаю.
— Я здесь определенно подозреваю связь с Мурманом-Памиром.
— Ну на это, ведь, нет никаких оснований.
— Не скажи… А этим…
Точный кивнул в сторону кабинета.
— …не надо ничего и сообщать.
И сейчас же прибавил:
— Они, разумеется, прекрасные работники, стойкие революционеры, но… но… Здесь, в этом деле они не понимают… Они просто не хотят понять…
— Знаю, знаю… — Вздыхал Мартьяныч.
— Пойду просить машину.
С большим трудом, чуть-чуть не прибегнув к вранью удалось выпросить машину на всю ночь.
— Заедем и в Лефортово, в милицию, узнаем подробно о той машине.
— Стой. А «собачья будка»? Что за «собачья будка»?
— Верно… Курьер у нас из Черкизова. Спросим.
— «Собачья будка»? Есть, есть… Оно конечно, не собачья будка, а дачка, так ее у нас называют «собачья будка», дверь одна…
Были даны точные указания.
Внизу уже заводили мотор.
В это самое время в Румянцевской Библиотеке, в читальном зале сидел невысокий человек в шинели с бобровым воротником (в зале было холодно). Со всех сторон он обложился старинными толстыми книгами, трактовавшими о средневековых казнях, с чертежами всевозможнейших орудий пытки, делал заметки и записывал.
Когда совсем стемнело, невысокий человек сдал книги и направился в сторону переулков, расположенных между Арбатом и Пречистенкой.
Дома ему подали записку. На записке стояло:
«Условия подходящи. Машину достали. Сегодня».
Пришедший сел обедать. Вопросительно взглянул на мать.
Та сказала:
— Весь день с утра тихо.
Сын начал медлительно и спокойно кушать. При этом разложил на столе свои заметки и что-то соображал. Пообедал, не торопясь, пил чай, хрустел печеньем, все время держа перед глазами чертежи. Потом встал и направился в подвал.
У железной двери остановился.
У железной двери остановился.
Все было немо. Кашлянул. Тишина. Прикоснулся к двери, вдруг… дверь отошла. Попятился. Чиркнул спичку, другую. Каморка была пуста.
На стене кровью, видимо из обрезанного пальца, наспех было выведено:
«Продолжайте наше общее святое дело. С этой стороны меня не опасайтесь. Но с вами лично мы посчитаемся».
«Вами» было подчеркнуто, «посчитаемся» было подчеркнуто три раза.
Вадим совершенно опешил. Только одна мысль шевельнулась у него: не пожалел собственной крови подчеркнуть три раза…
Под двойным светом
НАСТУПИЛА ночь. Около часу пополуночи в районе Преображенской заставы по избитому ухабами проселку шла открытая машина.
В машине сидело четыре человека, каждый из сидящих держал наготове маузер. В кузове лежали два ящика, зашитые в рогожи. Машина шла с потушенными огнями. Пробиралась с трудом. Колеса уходили в снег, дорога лежала по ложбинам, взбегала на пригорки.
На значительном расстоянии тускло мерцали редкие огни шоссе. Сидящие напряженно всматривались в непроницаемую стену темноты. Вдруг их внимание привлекло довольно небывалое явление.
Впереди в глухом поле вспыхнул и пропал какой-то довольно неопределенный огонек, потом еще раз, несколько ярче. Пробежало две — три минуты. Огонек вспыхнул еще раз значительно ближе. Потом над гребнем одного из пригорков стало чуть ощущаться какое-то мерцание. Сидевшие в молчании впились глазами в непонятное явление. Мерцание нарастало. Сомнений оставалось все меньше. По безлюдному проселку навстречу путникам шла другая машина.