Как только катер миновал мол, море стало спокойно и потеряло свою белую окраску. Сальми шел, как во время прилива, когда не бывает белых пенистых гребней.
И вот катер вошел в Негавн. Сальми остановил мотор. Сейвог бросил якорь. Он видел, что русская шхуна делала то же самое.
«Откуда у него берется еще сила?»— подумал Сальми. Сам смертельно усталый, он прислонился к стене рубки.
К нему вошел Сейвог, лицо у него было совсем синее.
— Погиб наш Мелькер, чорт его дернул итти через палубу, — с трудом произнес Сейвог.
Сальми только кивнул в ответ головой.
IX. Печальный разговор.
В Негавне большое оживление. Сначала пришел ленсман[6]), он взошел на катер раньше, чем Сальми успел выйти из рубки. Молодой ленсман протянул Сальми руку и сказал:
— То, что вы сделали сегодня, шкипер Сальми — геройский поступок.
Сальми побледнел и прислонился к рулевой рубке.
— Это стоило человеческой жизни, — произнес он с усилием. — Мелькерсен остался там…
Теперь ленсман понял, почему Сальми так подавлен.
— Но ведь вы оба вернулись чудом! — воскликнул ленсман. — Никто не думал, что вы вернетесь. — Он положил руку на плечо Сальми. — Вы можете гордиться своим поступком. Не следует грустить о том, что один остался в море.
Слова ленсмана подействовали благотворно на Сальми. Он облегченно вздохнул. Когда он спустился в каюту, то увидал там русского шкипера, человека огромного роста, с сединой в волосах и с длинной бородой. Он взял руку Сальми, которая потонула в его медвежьей лапе, и, сказав несколько слов, которых шкипер не понял, вдруг обнял его и поцеловал в обе щеки.
«Странное обращение для мужчины!» — подумал Сальми.
Затем русский показал на койку, на которой лежала девушка с бледно-восковым лицом. Ее иссиня-черные волосы, спускавшиеся на плечи, подчеркивали красоту ее лица. Никогда в жизни Сальми не видал такой красоты! Неужели она умерла? У него сжалось сердце. Нет, грудь ее дышит. Он смотрел на нее и не мог досыта насмотреться на это лицо. Вдруг девушка открыла глаза, черные, как темная осенняя ночь. Девушка, видимо, поняла, что это он спас их шхуну. Она протянула ему руку и слабо улыбнулась. Сальми взял ее руку, холодную, как лед, и стал ее гладить, чтобы согреть. Девушка улыбнулась ему с полузакрытыми глазами. Затем отец сказал ей что-то, и она отдернула свою руку.
Сейвог сварил кофе и принес его в чашках. Русские пили горячий напиток, обжигая губы, дуя на него, чтобы остудить, а Сальми быстро проглотил горячий кофе и согрелся.
Пришел ленсман в каюту и привел переводчика. Русский шкипер заговорил, показывая на Сальми. Он благодарил его за спасение и предлагал в награду половину стоимости своей шхуны.
Сальми возразил, что это касается собственника катера, а не его. Переводчик объяснил это, и русский решил телеграфировать судовладельцу, требуя при этом, чтобы половина награды была дана шкиперу Сальми и его товарищам. Русский опять схватил руку Сальми и потряс ее. Затем девушка сказала несколько слов переводчику. Сальми узнал, что она благодарит и удивляется его отважному поступку. У девушки в глазах стояли крупные капли слез — видимо, она была очень взволнована.
В каюту катера входили новые и новые люди. Это были оставшиеся на берегу члены экипажа «Филистера». Они пришли в Негавн, чтобы посмотреть, что стало с «Филистером». Они видели, что катер с русской шхуной благополучно вернулись, но мало ли что могло случиться на борту в такой шторм! Может быть, катер поврежден и не может больше выйти в море?
Все вошедшие в каюту стояли молча. Они как будто стыдились, что отказались выйти в море.
— Ну, вы благополучно вернулись. Ты, Сальми, показал нам, какой ты отличный моряк! — сказал один из них.
Сальми был рад этим словам и нисколько не сердился на то, что они остались на берегу. Да им и нечего было делать на борту. Трех человек было совершенно достаточно. Сальми им это так и сказал.
Все посетители расселись в каюте, и их угостили кофе. Но никому из них не хотелось разговаривать. Они ждали, чтобы Сальми начал свой рассказ. Но он молчал.
Вдруг один из моряков сказал:
— А где же Мелькерсен? Что это его не видно?
Лицо Сальми передернулось — он давно ждал этого вопроса. Нет никакого резона обманывать этих людей — и он сказал:
— Мелькерсен остался там… Его снесла волна…
Жуткое молчание водворилось в каюте. Все переглянулись. Сальми видел по их лицам, как это известие на них подействовало. Краска сбежала с их лиц, и они оцепенели.
— Итак, значит, Мелькерсен погиб. Я так и думал, что кого-нибудь из вас снесет. Все же Мелькерсен — старик и был ближе всех к смерти, — заметил другой.
Тогда Сейвог добавил:
— Сам Мелькерсен виноват в своей смерти. Он ушел из-под прикрытия и пошел по палубе… Это было безумием, и за это он поплатился…
Все согласились с Сейвогом. Долго сидели и обсуждали происшествие и тепло вспоминали отсутствующего Мелькерсена.
После этого печального разговора Сальми переоделся в сухое платье, пошел на телеграф и коротко сообщил судовладельцу о том, что при попытке спасти русскую шхуну, погиб Мелькерсен.
Но он и не подозревал, что молодой ленсман только что отправил длинные телеграммы в три или четыре газеты— с подробным описанием спасения русской шхуны.
Когда Сальми вернулся на катер, все уже спали. Буря улеглась, и небо, только что бывшее серым и низким, опять засверкало высоким синим куполом. Кроваво-красное солнце стояло у края моря, и огненные полосы расходились по волнам.
Птицы кричали хриплыми голосами, налетали друг на друга, дрались на берегу. Ночь была полна странных звуков.
Сальми спустился в свою каюту. Не успел он скинуть с себя платье, как глаза его сомкнулись…
X. Неожиданная награда.
На следующее утро море было спокойно, как большая сверкающая река. Между высокой скалистой стеной и синим краем неба красный круг солнца стоял отвесно над катерами, которые работали в далеком море.
Сегодня большое оживление на море. Птицы проносились, подобно белым облакам, над катерами и бросались вниз головой, завидя добычу — краба или треску; выскакивающую из воды. И птицы довольны сегодня. Голоса у них звучали теперь по летнему.
Блестящие «морские свиньи», род дельфинов, выставляя из воды горбатые черные спины, непрерывной движущейся цепью окружали катера.
Но сегодня не так много катеров в море — их можно счесть. Большинство судов уже возвратилось домой. Завтра и «Филистер» должен покинуть рыбацкий поселок и итти на юг, в родной Когфьорд.
Сальми стоял на палубе и смотрел на лодки, которые в последний раз вытаскивали из воды снасти. Невесело было у него на душе. Утром он получил от хозяина телеграмму о своей отставке. Этого он никак не ожидал. Он знал, что хозяин вспыльчив, груб со своими людьми и обращается с ними непозволительно резко, но Сальми не сделал проступка, который дал бы хозяину право обращаться с ним хуже, чем с собакой. Конечно, то, что он вышел на «Филистере» спасать русскую шхуну, было самовольным поступком.
Но не мог же он, сложив руки, стоять и смотреть, как в этом кипящем котле погибали люди? Не мог же он быть таким трусом, чтобы из страха за свой катер дать утонуть людям? Он потерял Мелькерсена, но это несчастье, в котором погибший сам был виноват больше, чем он. Или хозяин не понял из его телеграммы, как это произошло, и, вспылив, принял слишком поспешное решение? Но Сальми не станет давать хозяину никаких разъяснений, не будет унижаться и просить оставить его на «Филистере». Он владеет своими руками и; пробьется в жизни без чужой помощи!
Хозяин телеграфировал Сейвогу, чтобы тот вел обратно «Филистера» вместо уволенного Сальми. Прочитав эту телеграмму, Сейвог разорвал ее на клочки и сказал: