Димше эти лесоразработки были ненавистны. Любя лес, он не мог без боли смотреть, как валятся лесные гиганты под ударами безжалостного топора. Так что, когда речь заходила о бревнах, дело обычно кончалось тем, что он снимал со стены ружье и, не сказав никому ни слова, уходил из дому.
За время своих бродяжничеств Дмитрий нашел себе друзей среди вогулов, которые не заставляли его возить бревна и сочувственно относились к его взглядам. Со своей стороны, вогулы любили доброго, честного и открытого Димшуи радовались всякий раз, как он появлялся в их паулях[102]).
Лучшим его другом был молодой вогул Мань-Пыг, с которым он был одного возраста. Немало верст отмахали они по таежным тропам и увалам. Парни из села объясняли пристрастие Димши к вогулам черными глазами племянницы старика Ячи.
Но веселая Суй-Ват-Аыи не была единственным магнитом, который притягивал Димшу к маленькой юрте на лесной опушке у реки.
Несколько дней назад Мань-Пыг приехал в село, чтобы попросить Димшу сопровождать его в дальнюю поездку на реку Сакв. Цель этой поездки вогул; открыл лишь под большим секретом. В поселке Я-Сунт-Пауль жил старик Хатанг, у которого была дочь. Эту девушку Мань-Пыг хочет взять к себе в юрту, а теперь он с отцом едет в Я-Сунт-Пауль поговорить о выкупе за невесту.
Димша с радостью согласился ехать с товарищем, и в настоящее время они: все трое были в пути. В Я-Сунт-Пауль не оказалось старика Хатанга. Он кочевал с оленями где-то по нижней Хасово-Яга.
Поэтому они свернули с Сакв и, проехав через озеро Сакыртур, поднялись по Дальмер-Яга. За Вороньей речкой началась горная страна, и путники то поднимались на хребты, то спускались в долины, где гремели не замерзавшие даже в страшные зимние морозы ручьи. Попав в эти места впервые, Димша с большим интересом осматривал окружавший ландшафт.
Около устья Третьей речки они встретили чум оленевода, где узнали, что Хатанг откочевал на верхнюю Хасово-Яга. Ячи решил не останавливаться ночевать в чуме, и они выехали дальше, только заменив своих оленей свежими.
Это было ошибкой, так как еще при выезде начинался ветер, а когда путники достигли речки Писаной Лиственницы, метель разыгралась во-всю. Ветер свистел и завывал вокруг них, бросая в лицо тучи колючей снежной пыли, так что нельзя было открыть глаз.
От ветра не защищали даже малицы[103]). Он находил какую-нибудь щелку и через нее наполнял леденящим холодом всю одежду. Трое людей ожесточенно боролись с бураном, отвоевывая у него каждый шаг.
Снег усилился, и скоро ничего не стало видно уже на расстоянии двух шагов. След заметался тотчас же, как только нога отделялась от снега. Вскоре от укатанной дороги не осталось и следа, а еще через некоторое время и люди, и олени, и нарты начали утопать в рыхлом снегу. Но все равно — вперед! Не останавливаться ни на шаг! Иначе снег заметет, скует, и тогда не выбраться из его цепких лап.
— Потеряли дорогу! — крикнул Ячи, стараясь пересилить рев ветра. — Куда пойдем?
Кругом — ни деревца. На этой высоте растет лишь маленькая полярная березка, да и та погребена теперь под семиметровым слоем снега.
Уже давно никто не сидел на нартах, чтобы не утомлять и без того выбившихся из сил оленей. Полуослепленные люди потеряли всякое направление и, положившись на чутье животных, только старались не отстать и не остаться среди хаоса снега и ветра.
И олени нашли то, что было надо. Внезапно впереди показалось что-то темное, и спустя еще немного времени обессиленные животные упали среди густого ельника, с жадностью хватая снег красными языками. Но их подняли опять, чтобы пройти еще глубже в лес. Здесь, за толстой стеной деревьев, ветра почти не чувствовалось, и только слышно было, как он визжал в вершинах елей.
— Сата[104])! Такая погода! — только и мог вымолвить Ячи. Мань-Пыг и Димша молчали. Они никак не могли притти в себя после этого ужаса бури и только стояли, тупо смотря належавших оленей, которых можно было скорей угадывать, чем видеть среди темноты ночи и леса. После упорной борьбы они не хотели Ни есть, ни пить — только спать.
Чтобы распрячь оленей, потребовалось собрать все последние силы; вскоре животные, встряхиваясь, разбрелись по ельнику. Теперь надо было готовиться спать. Разводить огонь не было нужды, да и кто стал бы поддерживать его, когда все еде стояли на ногах от усталости? Надев поверх малиц парки и гуси[105]), а на ноги тобаки[106]), путники один за другим зарылись в глубокий снег под разлапистыми Ветвями густых елей. Снег хорошо хранит тепло, и Димша узнал этот способ ночевки еще раньше, во время своих охот с вогулами.
К утру буран стих, но зато усилился мороз. Термометр, наверное, показал бы -45°, и треск деревьев раздавался как револьверные выстрелы. Все было затянуто морозным туманом, и поднявшееся над горизонтом солнце просвечивало сквозь него в виде большого оранжевого диска. Воздух был тих и неподвижен, и окружавшее безмолвие не нарушалось ни единым посторонним звуком. Точно все вымерло за прошедшую ночь. Ячи, ходивший на поиски дороги, вернулся к полудню:
— Ну, дорогу нашел. Наверно, Хотанг проложил, только далеко до нее. По глубокому снегу итти придется.
Знаки вогулов: 1. Затесы с обеих сторон дерева обозначают дорогу. 2. Поворот влево. 3. Поворот вправо. 4. Здесь ночевали двое вогулов, и с ними были две собаки. 5. Дорога, идет по направлению залома. 6. Каменная веха, обозначающая дорогу. 7. Дорога поворачивает по направлению наклона.
Когда путники выбрались из приютившего их ельника, то увидали себя в глубокой котловине, куда спустились ночью. Если тяжел был спуск, то подъем, хотя бы даже и в тихую погоду, будет не легче. Впереди пошел старик Ячи, проминая оленям дорогу своими широкими лыжами, за ним — Мань-Пыг и Димша. Несмотря на это, олени проваливались выше брюха, и со стороны казалось, что они не идут, а плывут в снегу. Наконец, вершина перевала была достигнута. Отсюда пойдет спуск, а внизу, в долине, виднелся лес, где, по словам Ячи, начиналась дорога.
Солнце уже давно скрылось, когда все добрались до опушки. Действительно, под нетолстым слоем снега прощупывалась твердая дорога, проложенная каким-то кочевником, прошедшим здесь со своим стадом. По бокам дороги на деревьях виднелись затесы, сделанные топором, которые помогали держаться должного направления. Несколько верст спустя лес расступился, образуя небольшую полянку, где снег был утоптан, а кругом в лесу виднелись многочисленные старые оленьи следы. Ячи остановил оленей и подошел к одиноко стоявшему дереву, на котором виднелся затес.
— Да, это Хотанг шел, здесь он ночевал!
— Как твой отец узнал, кто здесь был? — спросил Димша Мань-Пыга.
— А видишь, — ответил тот, подводя Лимшу к дереву. — Видишь, на затесе тамга[107]) вырублена, это старика Хотанга тамга. Он ее поставил, вот все и знают, кто здесь был и кто дорогу прокладывал. Теперь, пожалуй, скоро доедем, — добавил Мань-Пыг.
Вскоре путники выбрались на реку Сакв. Это была главная дорога кочевников, и вся поверхность льда была утоптана следами многочисленных стад. Теперь дорога была сравнительно легкая, тем более, что в этом месте буран был, повидимому, гораздо слабее, чем на горах. Но вместе с тем, один олень в упряжке Ячи выбился из сил и поминутно ложился на снег. Наконец, уже ни толчки, ни удары не могли заставить его подняться на ноги, и ничего не оставалось делать, как отпрячь оленя. Это и сделал вогул. Затем он срубил небольшую елочку и, отрубив от нее полено, привязал его на шею оленю с таким расчетом, чтобы обрубок достигал колен животного.