Вскоре усталые рыбаки захрапели наперегонки. В реях свистел ветер, с моря, казалось, доносились глухие звуки органа. Во сне, как и наяву, рыбаков тянуло вперед, и они не забывали, что находятся в пути, что им нужно итти дальше на север и что остается проделать еще много миль…
А на берегу скандалили пьяные рыбаки, дрались с матросами с больших судов, да изредка по бухте, словно ощупью, проходил челнок, наполненный орущими людьми…
Криставер Мюран сквозь сон размышлял о «Тюлене». Бот капризничал целый день. Если будет так продолжаться, плавание обещает быть крайне опасным…
Среди ночи Криставер вдруг вскочил и вылез наружу. Вьюга кинулась ему в лицо, но он ощупью добрался до мачты, отодвинул в сторону парус, приподнял брезент над грузом, постоял немного и подумал. Криставер недостаточно еще проснулся, чтобы вполне сознавать, что делает: он ударил кулаком по бочке с солью и откатил ее на несколько метров к корме. Тяжелый ящик и мешок с мукой последовали туда же. Затем Криставер снова накрыл груз брезентом, повернул обратно и залез в каюту. Он промок от снега и продрог и прежде чем заснуть долго дрожал под меховым одеялом. Тяжелый груз был отодвинут на корму. Криставер чувствовал, что это понравилось боту, и поэтому спал без сновидений…
Генрик Раббен встал первый, потому что любил вымыться, втянуть немного морской воды в нос и расчесать волосы и бороду. Еще задолго до рассвета множество парусов поднялись над бухтой и двинулись на север. Была густая метель, но ветер тянул крепкий и попутный, и Канелес зорко глядел вперед. Паруса и реи тяжелели от снега, бот то-и-дело приходилось обкалывать, волосы и бороды рыбаков стали белыми. Если люди стояли некоторое время неподвижно, они делались похожими на снеговых баб. Шхеры, острова и скалы проносились мимо них во мгле.
Но настоящее плавание началось только тогда, когда они снова очутились в открытом море, севернее Фоллы. Казалось, бот был в лучшем настроении, чем накануне. Он легче взбирался на волны и мчался вперед, словно с него сняли какую-то тяжесть. Когда же они догнали «Огонь Морей» и «Морскую Розу», а потом ровно и мерно пошли мимо, — Канелес стал прыгать на носу, хлопать в ладоши и петь.
Криставер стоял у руля с прояснившимися глазами. Его ночной маневр оказался удачным. И тем не менее в боте еще не все было в порядке, — Криставер чувствовал это по движению рей и всего корпуса судна. В «Тюлене» был какой-то порок, который необходимо было найти и исправить…
Так шли боты день за днем, при малом и большом ветре. Когда дул противный ветер, приходилось искусно лавировать или даже прятаться за мыс и выжидать. Холодно было постоянно, и первое, чему научились Ларс и Арнт, было бесконечное стояние на ледяном ветру. Снег хлестал в лицо, и брызги обдавали спину. Ноги мерзли. Застывали мысли в голове, застывало и самое время…
Ларсу казалось, что все на борту начинают походить друг на друга. Все они стояли неподвижно, глядели на одно и и то же, думали о том же. На все лица ложился отпечаток ветра и непогоды, неба и моря.
С раннего утра, когда они отчаливали, и до позднего вечера, когда приставали к берегу, Криставер — весь напряжение и внимание — стоял у руля. Когда ему хотелось есть, он брал свободной рукой кусок хлеба, кусал его, не соображая, что это, в то время, как другой рукой поворачивал руль, а глаза с молниеносной быстротой переходили от рей к морю. Он садился на корточки, чтобы заглянуть под парус вперед, быстро отводил румпель в сторону, когда бот требовалось перевести на другой галс. По его лицу видно было, что сейчас налетит порыв ветра.
Дни стояли серые. Серое море, серые обнаженные скалы, серые облака над вершинами гор. Только чайки, словно клочья пены, белели над волнами да стаи черных бакланов носились с хриплым криком в тусклом воздухе. Порою виднелся темный клочок земли, словно дремотою окутанный морозным туманом. В сумерках сквозь мглу светил маяк, шаря белыми лучами по сизой кольчуге вод. Где-нибудь на берегу залива зажигался робкий желтый огонек, похожий на совиный глаз, — и снова мили непроглядной тьмы до следующего огонька…
Однажды утром, уже за Хелькландом, Ларс увидал незнакомый бот, не похожий на их ставангерские[4]) суда.
— Погляди-ка, что это за бот? — спросил он Канелеса.
— Что ты! Не видывал, что ли, ботов? — удивился Арнт Осен.