Наконец Генрик Раббен сказал: — Бедный старик-отец! — Трудно ему придется без сына…
Криставер был мрачен. Он разговаривал с товарищами, пробовал шутить, но из этого ничего не выходило. Целыми днями бродил он по скалам. Порою садился на утес, глядел на море и без конца жевал табак.
Погибший Канелес неотступно преследовал Криставера: «Это ты не удержал меня на опрокинутом корабле. Ты — рулевой, но в последнюю минуту ты оставил меня и подумал только о самом себе… — казалось, говорил ему юноша. — А если бы на моем месте был твой сын, Ларс? Так ли бы ты тогда поступил?..»
Криставер тяжело вздыхал и ронял голову на руки.
Артель Криставера сидела за ужином, когда к ним в барак ввалился Яков. Он пожелал товарищам приятного аппетита, его пригласили к столу, и он заговорил о ценах на рыбу, о погоде, о ветре.
— Удивительно везет некоторым людям! — сказал Яков, закуривая трубку. — Вот, например, Криставеру.
— Это мне-то!.. — Криставер сердито взглянул на Якова.
— А знаешь ли ты, что пароход поймал твой бот?
Все так и подпрыгнули. Криставер перестал жевать и уставился на Якова.
— Да ты, верно, шутишь? — произнес он наконец.
— Ну, нет, чорт возьми, я сам видел твой бот! Он лежит здесь, в заливе. Пароход, везший соль из Кристкансуда, поймал его недалеко от Боде, а так как к нему был приделан номер, то он сразу сообразил откуда бот. Да, тебе здорово везет!
— За это мы угостим тебя водочкой, — сказал Пер Сюцанса. И у него также стало легче на душе…
Криставеру было нетрудно доказать, что найденное судно принадлежит ему. И когда он стоял на скале и глядел на лежащего перед ним «Тюленя», без рей, обросшего инеем, ему казалось, что он видит старого друга.
— Ты опять вернулся ко мне, — сказал Криставер. — Здорово тебя потрепало, товарищ! Ну, не беда, залечим твои раны…
В скором времени Криставер купил новую мачту, паруса, канаты и сети. К счастью, бумажник уцелел у него за пазухой, и деньги удалось высушить.
Водружая новую мачту на «Тюлене», Криставер поместил ее на четверть метра ближе к корме. В то мгновение, когда бот опрокидывался, в голове Криставера, как молния, промелькнула мысль, что неустойчивость бота и его непослушность рулю происходили от того, что мачта стояла слишком далеко впереди. Отсюда и все капризы «Тюленя», поэтому он и опрокидывался четыре раза… Теперь непокорный морской скакун окончательно обуздан!
НА ПОВОРОТЕ
Тунгусский рассказ
Рисунки худ. В. Щеглова
Автором настоящего рассказа» присланного на литконкурс «Всемирного Следопыта» 1928 года под девизом «Несите свет окраинам»» оказался Иван Иванович Макаров (из Рязани). Рассказ получил 7-ю премию —150 руб.
Баранчук[8]) Илько сидит у чума на снегу. Тайга окоченела, скованная тяжелым инеем. Ветки хвои пушисты, как хвост песца. На красном, полотнище, которым, как поясом, обернуты оленьи шкуры чума, тускло мигают блестки инея, словно Илькина мать вышила кумач жемчужным бисером[9]). Из макушки чума валит черный дым и, придавленный инеем, падает на снег, как темный раненый шайтан. Недалеко от стоянки старая пузатая олениха упрямо долбит снег копытом в поисках мха. Она оставила за собой темную межу разрытого снега.
Сегодня девятые сутки, как ушло солнце. Светло, но скоро будет темнее, и тогда на тайгу с неба будут падать широкие радуги, а иней загорится причудливыми огнями.
Илько решил, что пришло время срезать еще один рубчик на планочке, похожей на тупой нож. Он срезал уже восемнадцать таких рубчиков. До крестика осталось только три. Илько давно уже рассчитал: от стоянки до Туруханска — два дня пути. Значит, завтра его отец Захар не пойдет в тайгу за зверем, а будет собираться в путь. Вернее, отец будет пить кирпичный чай, подболтанный мукой, а Илько с матерью будут ловить оленей и приготовлять нарты.
В узеньких щелках глаз Ильки затаилась тоска, бесконечная, как полярная ночь. Тоска у Ильки застарелая. Но с тех пор, как отец принес ему палочку с метками — повестку на родовой суд — и велел срезать каждый день по одному рубчику, тоска возрастала с каждым днем, глухая и мучительная, как скрытый недуг.
Срезая последний рубчик, Илько ощущал в груди лютую боль, словно прикасался к сердцу ножом: возьмет ли его отец с собой к русским в село? — Наверно, нет. Баранчуку почет не тот, что осадке[10]). Осадку надо в теле держать — за нее жених двадцать пять оленей даст, а то и пятьдесят, а может быть, и больше… А баранчуку обглоданная кость достанется до тех пор, пока сам не начнет добывать белку и песца…
9
Последнее время, вследствие относительной дешевизны бумажной материи, тунгусы обертывают чумы разноцветными полотнищами поверх оленьих шкур.