Тунгусы выходят из своих лесов по нескольку семей вместе, устанавливая чумы вокруг фактории. Тогда тут царит большое оживление. Скачут олени, горят костры, визжат черномазые ребятишки, иногда слышится песня. Одни чумы свертываются, на их месте разбиваются новые. И так продолжается недели две. Но бот товары фактории поменялись местами с тунгусской пушниной; разбирается последний чум, и фактория замирает до следующего выхода аваньков из тайги.
Жизнь на фактории тогда скучна и монотонна, как стук дятла. Вокруг нет ничего, кроме великого белого безмолвия. Безмолвна обступившая со всех сторон тайга, безмолвна в крутых берегах ленивая река, безмолвны люди в тесных избушках. Им не о чем говорить друг с другом — все давно уже переговорено.
Свежему человеку жизнь на фактории, может быть, показалась бы невыносимой, но кто долго слушал безмолвие этих лесов, тому никогда не стряхнуть с себя власти великой северной пустыни. Человек с цыганской бородой — заведующий факторией М. И. Цветков — говорит:
— Семь лет живу я тут… Два раза пытался уйти к людям, но из этого ничего не Вышло: тянут к себе они, эти леса…
— Трах, трах, трах!.. — сухо рвут тишину осеннего утра ружейные выстрелы. Это, стоя на крутом обрыве реки, палит в воздух Цветков. Такой в тайге обычай: провожать гостей стрельбой из ружья.
В последний раз мелькает лекоптын[24]) над чумом Лючеткана, и фактория скрывается за косогором. Треск выстрелов сменяется треском ломающегося на Катанге льда. Ночью был порядочный мороз, но река пытается сбросить с себя ледяные оковы. Лошади, отдохнувшие за два дня, ступают бодро, хотя вьюки на них снова вздулись: на фактории мы возобновили запас хлеба и фуража. На всем дальнейшем пути мы встретим лишь два жилья: зимовье, распускающее слухи о бандитах, и стойбище полуоседлого, тунгуса Павла. В этих пунктах мы уже ничего не достанем.
Мы идем по тому пути, которым Кулик пытался проникнуть к метеориту в первый раз: берегом Подкаменной Тунгуски до устья Чамбе, затем тайгой прямо на север. По этому пути ученый не мог тогда добраться до метеорита, потому что его проводник-тунгус, взявший с собой в поход семью из пяти человек, вел так медленно, что у экспедиции на полдороге кончились продукты. Кулику пришлось вернуться, и к метеориту он попал другой дорогой — с востока. Хотя второй путь более надежен, так как там все время надо итти речками, и нет риска заблудиться, но он в три раза длиннее. У нас же имеются большие основания как можно скорей добраться до избушки Кулика.
Наши опасения усиливаются, когда вечером, достигнув зимовья у устья Чамбе, мы знакомимся с его обитателями. Постоянно тут живут две семьи. По образу жизни — это типичные пионеры тайги, проникающие иногда в самые глухие ее уголки. Охота, рыболовство, клочок отвоеванной у леса земли, на котором растет тощая рожь, — вот источники жизни таких пионеров. Однако обитателей этого зимовья это, повидимому, не удовлетворяет. Один из них пытался снабжать тунгусов самогонкой, другой не скрывает, что цель его пребывания здесь — найти золото.
— Мой отец нашел где-то тут богатейшую россыпь, да не успел использовать — медведь на охоте его порешил, рассказывает он, блестя глазами. — Я тогда мольчонкой был, а место отец держал в секрете. Вот теперь и ищу…
Я слушаю золотоискателя и думаю: «Можно ли с ним вдвоем остаться на ночь у костра? Пожалуй, это было бы неосторожно. Люди этого типа с одинаковой легкостью спускают курок и в рябчика и в человека. Особенно если чувствуют свою безнаказанность…»
Бандиты? Ну, конечно, они до сих пор шатаются где-то поблизости. Правда, из мужчин их никто не видел, но их видела_ одна женщина, которой сейчас нет в зимовье. У ней бандиты и спрашивали, как пробраться к избушке Кулика. Золотоискатель не далее как несколько дней назад нашел на берегах Катанги несколько шалашей со следами недавних ночовок. Потом, две недели назад у них угнали лодку. Кому ночевать в шалашах и кто возьмет тут лодку? — Только они, бандиты…
— А как ты думаешь, — задаю я ему вопрос, — не могут ли этими бандитами быть кое-кто из местных жителей?
— Из местных жителей? — прячет он вдруг куда-то беспокойные глаза. — Да их всего-то тут раз, два и обчелся…
Золотоискатель круто меняет разговор и вскоре выходит из избы. Немного погодя Сытин делает мне знак, чтобы я вышел на улицу.
— Этот тип оседлал лошадь и куда-то исчез, — говорит он, отведя меня подальше от зимовья. — А что вы скажете на это? — показывает он рукой в сторону тайги.
24
Лекоптын — высокий шест с поперечной палкой, на которую вешаются куски белой материй или звериные шкуры — жертвоприношение «духам».