Небольшая ослепительно чистая комната выходила двумя окнами на реку. Пальма с толстым, как бочка, стволом и глубоко рассеченными листьями, росшая в промежутке между окнами, закрывала их сверху и создавала внутри комнаты спасительную тень. В остальном — комната была, как комната: стол, несколько стульев, длинная плетеная качалка, большая кровать с пологом от москитов и пара явно бездарных картин на стене.
По сообщению того же молодого человека большинство научных работников обедало за табльдотом в соседнем здании, но на сегодня «мсье еще не записан, и потому горничной будет дано распоряжение подать ему в комнату чай. Кроме того мсье придется завтра явиться к директору, который принимает от одиннадцати до часу…»
После чая Ильин отправился осматривать парк, потом берег реки, потом лес, простиравшийся далеко к западу, и вернулся обратно уже в темноте, потому что сумерек, на которые он бессознательно рассчитывал, не оказалось, и после захода солнца сразу наступила черная ночь. А еще через десять минут молодой ученый спал, как убитый.
Вместо директора Ильина принял какой-то вежливый старичок в сером полотняном костюме и с аккуратно подстриженными бобриком седыми волосами. Через несколько дней Ильин уяснил себе, что директор и не мог его принять: профессор барон Делярош был слишком важной персоной, чтобы разговаривать с каким-то приезжим ассистентом. Что касается Идаева, то его здесь не оказалось. Он работал в другом отделении института, расположенном вверх по реке.
Старичок объяснял все это с величайшей предупредительностью.
— Когда можно будет увидать профессора Идаева? — спросил Ильин.
— Пока невозможно. В Ниамбе ведутся работы, временно не подлежащие опубликованию, и доступ туда для посторонних воспрещен.
Почему мсье все же приглашен ассистентом к Идаеву — этого старичок не знал. Пока мсье Ильин будет работать здесь как ассистент профессора Кремье, но впоследствии директор, вероятно, даст распоряжение перевести его туда, где работает Идаев.
Старичок настолько явно ничего не значил, что Ильин не стал затягивать разговор и отправился к профессору Кремье. Профессор был занят в лаборатории и просил передать, что он «примет мсье завтра».
Делать пока было нечего, и часов до пяти Ильин болтался по окрестностям, а затем отправился обедать. Здесь впервые ему пришлось соприкоснуться со своими будущими сослуживцами, и первый блин этот вышел круглым и плотным комом.
Столовая была отделана весьма изящно. Стильная мебель, стены, облицованные каким-то темным деревом, почти художественная сервировка стола — все это здесь, в тропической Африке, показалось Ильину неожиданным. Через широкие двери виднелась вторая такая же большая комната с мягкой мебелью и роялем.
Ильин уселся у края длинного общего стола, положил на стул шляпу, сообщил подошедшему гарсону свое имя и в ожидании обеда принялся рассматривать окружающую публику. В комнате находилось лишь несколько человек, так как большинство обедающих уже разошлось. С первого же взгляда Ильин понял, что его запыленные ботинки, весьма посредственно сшитый пиджак и мягкий воротник рубашки мало гармонировали с костюмами остальных обедающих.
До чего трудно человеку избежать психического давления со стороны других особей человеческого рода, даже если они кажутся ему бесконечно далекими, ничтожными и чужими! Ильина скребнул по настроению взгляд сидевшего напротив высокого старика профессорского вида, который, приподняв брови, удивленно дважды провел глазами вдоль его фигуры. Что значило для Ильина мнение беседовавшей со стариком полной, лет сорока, довольно основательно подрисованной дамы? Однако краска невольно залила его лицо, когда она в свою очередь подробно осмотрела костюм вновь прибывшего и слегка пожала плечами.
Через несколько минут дама поднялась, заглянула в висевшее напротив зеркало и вместе со своим спутником направилась в соседнюю комнату. Через широкие двери было видно, как они, смеясь, разговаривали с каким-то молодым офицером. Ильину показалось, что разговор шел о нем, потому что раза два собеседники оглянулись в его сторону. Затем все трое прошли через столовую к выходным дверям.
Лейтенант был настолько вытянут, и такое сознание своего величия выражалось в нем от кончиков сапог до пробора над гладко выбритой физиономией, что на этот раз уже Ильин с некоторым интересом раза два провел по нему глазами, и их взоры на мгновение встретились. По лицу лейтенанта скользнула брезгливая улыбка. Может быть, виною тому было чувство досады, испытанное минуту назад, но внезапно слепой гнев ударил Ильину в голову, и, не отдавая себе отчета в том, что он собирается делать, Ильин быстрым движением поднялся со стула и шагнул вперед.