— Почему я дожил до такой старости, не знаю. Время проходит, а я остаюсь.
Он умолкает и тихо улыбается. Улыбка у него ясная и спокойная. Потом он смеется и жестами поясняет что-то.
Мы возвращаемся к основному вопросу, интересующему всех: чем, каким режимом объясняет он свое исключительное долголетие? — Местностью, конечно: горы плодят столетних стариков, подобно тому, как на горах растут высокие дубы. Никакого особенного режима он не придерживается. Ест он все, что приходится есть всем беззубым. Он повторяет, что в былое время ел много, а теперь ест умеренно.
Какое самое раннее воспоминание его? — Он помнит, как двенадцатилетним мальчиком был пастухом в горах и принимал участие в набеге на соседнюю деревню. Ненависть, родовая месть, нападения — в этом отношении былую Абхазию можно приравнять к Корсике и Сицилии. Это происходило, конечно, задолго до русского владычества. Он отчетливо помнит схватки, бой и последовавший затем увоз добычи живой и мертвой. В двенадцать лет Николай был уже высок и крепок, как мужчина, и делал все, что и взрослые.
Женат он был три раза. Первая жена покинула его, когда у них уже было несколько детей, и ушла с целой партией эмигрантов в Турцию. Вторая жена его умерла. У него было от нее трое детей — один сын и две дочери, которые умерли в глубокой старости и сами имели детей. Эти внуки Николая живут теперь в Абхазии, в Кадорском уезде, по ту сторону реки. У одного из них — сын сорока лет, который приходится правнуком моему собеседнику.
Третья жена его, Авина, находится тут же, среди нас. Ей восемьдесят один год, и у нее пять детей от него: четыре сына и одна дочь. Вот сын сорока двух лет и дочь двадцати шести.
Конечно, хотелось бы, чтобы человек, проживший почти полтора века, был свидетелем каких-нибудь чрезвычайных событий, современником которых он был, чтобы он видел кого-нибудь из замечательных людей, живших в одно время с ним. Я знавал столетнего старика, который мальчиком близко видел Наполеона и подробно рассказывал, какое впечатление произвел на него тот, когда шел навстречу ему по одной из аллей Мальмезона. В Советском Союзе я встречал стариков, которые рассказывали о потрясающих исторических событиях.
Однако Николай Шапковский, старейший из людей, не может вспомнить ни о чем подобном. Он драматичен сам по себе. Он никогда не покидал Абхазии; изредка бывал он в Карачае и не видел ни одного большого города, кроме Сухума. Он, конечно, не сохранился бы до таких лет, если бы блуждал по белу свету. И он помнит только местные события, например: карательные экспедиции в соседние деревни и возвращение домой с похищенными женщинами и скотом. Он помнит также, что видел, как турки строили казармы в окрестностях Латы. На другой день я осматривал их. Это длинное здание с толстыми, разрушенными, поросшими деревьями стенами имеет вид настоящих старинных развалин, и нет никакого сомнения, что разрушаться оно начало по меньшей мере сто лет назад.
Он рассказывает, что во времена его молодости около деревни Латы не было ни деревьев, ни лесов, и что ему приходилось три дня итти до Карачая, чтобы найти тень. Это верно, так это и было много лет назад. Теперь вся эта местность покрыта густым лесом, изобилующим высокими старыми деревьями.
Он припоминает время, когда все побережье вплоть до Хосты (около Сочи) и вся Сванетия были абхазскими; население тогда было очень густое. Это правда: границы Абхазии за последний исторический период сузились, и население, достигавшее двухсот тысяч человек, в настоящее время не превышает семидесяти тысяч.
Я спросил у него, говорит ли он по-русски. Он ответил:
— Нет. Раньше я говорил по-русски, а теперь забыл.
Игнату пришло в голову стать против него и задать ему вопрос по-русски, и он тотчас же ответил по-русски. Это обстоятельство поразило меня. Много воспоминаний можно было бы вызвать у него, если прожить некоторое время вместе с этим стариком и пытаться методически воскрешать то, что еще осталось в глубине его памяти.
Знает ли он, что в стране его установлен новый режим? Да, он знает это. На вопрос, какого он мнения об этом режиме, он ответил, что советское правительство ему нравится. Он обладает некоторым имуществом — у него есть домик, есть корова. Живет он на иждивении сына. Кроме того, он получает пенсию в пятнадцать рублей в месяц. Я позволил себе по возвращении попросить товарищей, возглавляющих Абхазскую республику, немного увеличить эту пенсию.