Кошка, очевидно, ошибившись входом в родное гнездо и ошалев от неласкового приёма кактусов и чужого недружелюбного голоса, отчаянно вцепилась в мою ладонь, прокусила основание большого пальца правой руки и с диким мяуканьем скрылась в предрассветной форточке. Плача от боли и обиды, я долго держала травмированную кисть под струёй ледяной воды, пока она не окоченела и кровь не перестала течь. Затем я обильно полила раны спиртовой настойкой календулы – единственным лекарственным средством, оказавшимся в моём распоряжении в сей ночной час.
К календуле я питала нежные чувства и летом всегда покупала у старушек возле метро букетики огненно-оранжевых цветов, которые прекрасно смотрелись в утончённо вытянутой вазочке Baccarat в стиле art deco. Эта вазочка, вместе с ещё несколькими выжившими в революционной буре вещами, напоминала о счастливой капиталистической поре процветания бабушкиной семьи. Кроме календулы в вазочке отлично себя чувствовал нежный цветной горошек. Он распространял по комнате изумительный аромат, которым невозможно было надышаться. Мне так нравились эти цветы, что я круглый год снабжала себя коробочками мармелада с таким же названием. Сладкие усечённые кружочки окрашивались кондитерами в зелёные, белые и розовато-сиреневатые цвета, обсыпались мелким бисером сахарного песка и отличались друг от друга по вкусу.
На 8 Марта Baccarat принимала ещё один приятно пахнущий цветок – гиацинт. В возрасте шести лет, покорённая запахом сего предвестника весны, я решила сделать бабушке сюрприз, изготовив из него духи. Когда цветики потеряли первоначальную свежесть, я порезала их на мелкие кусочки, заложила полуфабрикат в алюминиевую кружку, залила холодной водой, засунула посудину под кровать и стала ждать. Поначалу я каждое утро заглядывала в кружку, принюхиваясь к её содержимому. Несколько дней ничего не происходило, чарующий аромат не появлялся. Более неотложные и важные дела отвлекли меня от процесса создания собственных духов, и гиацинты были забыты. Недели через три приходящая тётенька, помогавшая бабушке по хозяйству, продемонстрировала не свойственное ей рвение в борьбе за чистоту и извлекла из пыльных подкроватных глубин кружку с чем-то чёрным, покрытым шапкой плесени. Бабушка очень обрадовалась столь неожиданному возвращению нужной в хозяйстве посуды, к тому же находка полностью реабилитировала соседку Андревну, ранее подозревавшуюся в незаконном присвоении изделия из алюминия. А вот я чрезвычайно расстроилась: во-первых, мне пришлось сознаться в тайном загоне кружки под спальное место, а во-вторых, парфюмерный опыт позорно провалился. Мало того что гиацинты вместо превращения в духи попросту сгнили, они ещё стали пахнуть грибами. Чтобы меня утешить, дедушка рассказал историю изобретения пенициллина, который по мощности воздействия на человечество мог бы образно сравниться со взрывом атомной бомбы. Рассказ о полезной плесени меня впечатлил, и я стала подумывать о карьере врача-исследователя. В ожидании поступления в медицинский институт я каждое утро начинала с уколов пенициллина подвластным мне игрушкам, однако перенесённый вскоре тяжёлый грипп с температурой сорок градусов и всамделишные инъекции могущественного препарата в собственную попу приостановили тягу к научной деятельности.
В детстве я болела нечасто и, как правило, полагающимися возрасту заболеваниями. Инфекционные коклюш, корь, ветрянка, свинка чередовались с простудными – ОРЗ, ангиной, воспалением среднего уха. Жизнь между первыми и вторыми разнообразилась лёгкими бытовыми травмами: занозами, порезами, ожогами, царапинами, ушибами и разбитыми коленками. С несерьёзными телесными повреждениями я довольно быстро научилась справляться самостоятельно. К ушибам разных частей тела я прикладывала серебряные изделия – за неимением льда ввиду отсутствия морозилки в нашем крошечном холодильнике. Защемлённые недружественными дверями и дверцами пальцы я держала под струёй воды общественного крана на кухне. Вода была исключительно ледяной, другой и не водилось в доме с индивидуальным печным отоплением.
Дворовая неотложная помощь научила меня, что собственная слюна и подорожник – прекрасные антисептические средства. Сначала плюёшь на рану, а потом накладываешь на неё произрастающий в каждом московском дворе целебный листочек, предварительно обтёртый об себя. Морем и солнцем – другими прекрасными антисептиками – можно было пользоваться только в летние месяцы, да и то в случае непосредственной близости к ним. Неприятность, случившаяся во время прогулки по горам Карадага в Коктебеле, расширила мои медицинские познания.