Снова мелькнула серенькая фигурка быстроногого зайца. Он окончательно обалдел и понесся к улице Коммунаров.
За ним завернула вся стая с чернопегой Амляшкой во главе.
— Владим Сергев!., скорее… бегите за ружьем!..
Я оглянулся и увидел своего друга. Он выбежал из толпы торговок с ружьем в руке. Потный и задыхающийся, он походил на безумного. Торговки кричали ему что-то ужасное вслед и показывали кулаки.
— Семен Семеныч, в своем ли вы уме?..
— Владим Сергев, официально… совершенно официально… Амляшка…
— Ну, что же Амляшка?.. Да что случилось?..
— Дайте дух перевести… Амляшка на городских огородах подняла русака. Он выскочил на шоссе, а тут Рыдало с Докукой повернули его прямо в город… Ну и парата же Амляха!.. от зайца не отстает — так на хвосту у него и сидит. Мне стрелять было невозможно. Бегите же скорее за ружьем и шпарьте перехватывать зайца на угол Пролетарской и улицы Коммунаров. Там аккурат подходящий лаз…
— Семен Семеныч, опомнитесь! Да ведь мы в городе… Ведь это же скандал… Трубите в рог, отзовите собак.
— Владим Сергев, теперь уж поздно собак отманивать: отманивай, не отманивай— и так и этак скандал получится, потому на базаре не осталось теперь ни единого цельного горшка. Собаки там все перекрошили, жутко смотреть! Слышите, как торговки голосят? Жарьте же на угол Пролетарской, под-стаивайте там, а я толконусь к городским баням — там тоже официальный заячий переход! Слышите, где гонят… Так и есть: заяц круголя задает!..
И с этими словами Семен Семеныч ринулся к городским баням.
Не знаю, что подумала моя жена, когда я ураганом влетел к себе на квартиру и, схватив ружье с патронташем, выбежал на улицу.
Угол Пролетарской и улицы Коммунаров действительно был подходящим лазом. Тонные зайцы имеют обыкновение кружить и возвращаться к тому месту, где они уже раз прошли. Я занял позицию недалеко от парикмахерской Улыбкина, прислушиваясь к несмолкаемому гону собак. Теперь и я забыл все на свете и всецело отдался охотничьей страсти, чувствуя себя точно в лесу.
Впрочем, оказалось, что охота с гончими в городе имеет свои особенности: ну, кто, например, мог бы предвидеть, что настигаемый собаками заяц будет искать спасения в самом уездном исполкоме! А между тем, случилось именно так.
Как нам после передавали, русак кинулся во двор исполкома и на глазах у исполкомской сторожихи тетки Лукерьи юркнул в небольшой сарайчик под дверь. Собаки с неистовым лаем окружили сарайчик, а толпа любопытных граждан окружила исполком. Наших собак тотчас же признали. В толпе нашлись люди, пострадавшие от них на базаре. Эти граждане стали требовать немедленной расправы с нами. Другие же граждане, наоборот, прославляли и нас и наших знаменитых псов. Занятия в исполкоме приостановились. Затрещал телефон, оповестивший милицию, что Боченкин с Хвощом гоняют в городе зайцев и творят безобразия. Была вызвана конная милиция.
Между тем сторожиха тетка Лукерья решила овладеть русаком. Энергичная женщина вооружилась кухонным ножом и храбро устремилась в сарайчик. Не успела она открыть дверь, как в сарай разом ввалилась вся стая. Серый русак не захотел помирать, он крикнул по-человечьи и выскочил через окно на улицу. За ним тотчас же припустились Амляшка, Рыдало и Докука со чадами. Они погнали взрячую, и тут снова много граждан было сшиблено с ног нашими лихими псами.
Всего этого я еще не знал, а только услышал, как охота внезапно завернула ко мне. Очевидно, весь город теперь узнал, что на улицах появился заяц. Любопытные бежали со всех сторон. Я видел, как из парикмахерской выскочил сам Улыбкин с фотографическим аппаратом в руках. За ним выбежали его клиенты, и среди них какой-то гражданин, одна щека которого была начисто выбрита, а другая — густо намылена. Обгоняя друг друга, они побежали к исполкому. Намыленный гражданин исступленно вопил:
— Эй, чортов парикмахер, вернись! Добрей щеку, дьявол кудрявый!
Впрочем, мне было не до парикмахера. Издалека навстречу мне показался русак. Широкими машистыми скачками катил он вдоль по улице Коммунаров, прижав уши к спине. За ним из-за угла показалась окончательно разазартившаяся Амляшка. Я взвел курок и приготовился. В это время позади меня послышался топот многочисленных копыт, и я едва не был задавлен гнедой лошадью — отряд конной милиции выезжал к исполкому. При виде несущихся милиционеров русак вскочил на панель. Это было как раз против кооперативной столовой. И надо же было так случиться, что в это самое мгновение дверь столовой открылась и оттуда вышел сам народный судья! Русак моментально юркнул в открытую дверь и скрылся в столовой.
Первой бросилась в столовую Амляшка. За нею и в окна и в дверь вскочили Рыдало, Докука и Докукины дети. Столовая вмиг превратилась в форменный ад. Столы, табуретки, посетители, сам заведующий — все было опрокинуто на пол. Звон посуды, лай собак, вопли посетителей, предсмертный крик зайца — Амляшка поймала его! Все пять гончих разом вцепились в него зубами. Он был разорван на пять частей.
Народ бежал со всех сторон. Милиция спешилась. Неожиданно рядом со мной откуда-то вынырнула фигура Семен Семеныча. Он был до крайности взволнован. Тщетно прождав зайца у городских бань, он решил присоединиться ко мне на более верный лаз. Мы подошли с ним к столовой в тот момент, когда из нее гордо вышла чернопегая в румянах торжествующая Амляшка. Она облизывалась.
— Амляшка! — в один голос крикнули мы с Семен Семенычем.
Народ заметил нас…
Тут произошло то самое, о чем граждане нашего города и до сих пор любят рассказывать. Что же касается нас с Семен Семенычем, то мы, не то что рассказывать, а и вспоминать-то про это не любим.
Впрочем, если вам уже непременно хочется узнать чем все это кончилось, то спросите об этом у нашего народного судьи: ведь он был свидетелем… Или нет… не спрашивайте его, а лучше прочтите нашу газету «Красный Голос» от 16 сентября. Тираж этого номера был увеличен вдвое против обыкновенного.
Стояла глубокая осень. Первый снежок чуть посыпал грязную землю. Мы. конечно, охотились. С нашими гончими получилась какая-то ерунда: они одновременно подняли лисицу и зайца. Амляшка пошла по лисьему следу, а прочие псы увязались за зайцем.
Лисичку стукнуть интереснее, чем зайца, и мы с Семен Семенычем, разумеется, принялись подстаивать лису, покинув прочих собак. Охота завела нас чорт знает куда — к самому Щадилову пруду. Мы заняли позиции, укрывшись в пожелтевших камышах, и внимательно вглядывались в густую заросль ивняка впереди нас. Оттуда раздавался страстный голос Амляшки. О, как бесподобно гнала она в этот день!
Вдруг чуть слышно хрустнул тонкий лед на пруду. Я оглянулся и вздрогнул: позади нас появилась лиса. Она обманула нас. Осторожно сошла она на замерзший пруд. Она, видимо, чуяла, что лед еще не окреп, и ступала по нему с крайней осторожностью. От меня до лисы было далеко. Семен Семеныч со своего места мог бы стрелять, но он не оглядывался и не видел лисы. Я старался гипнотизировать его, чтобы он обернулся, но гипноз мой не действовал, а между тем лиса удалялась от Семен Семеныча.
«Эх, была — не была! — подумал я. — Авось, мое ружьишко достанет».
Я прицелился и выпалил по лисе. Дробь не сделала ей вреда, но выстрел шибко напугал ее. Она подпрыгнула, мотнула хвостом и, забыв со страху про всякую осторожность, что было духу припустилась по льду, вытянувшись в огненную ленточку.
Не выдержал тонкий лед отчаянных скачков лисицы. Он с треском сломался под ней на самой середине пруда, и лиса провалилась в воду. Она барахталась, пыталась выбраться на лед, но ее передние лапы неизменно обламывали край лишь только она на него упиралась. Хотя лиса и была вне выстрела, но песенка ее теперь была спета. От нас она никуда не могла уйти. Семен Семеныч побежал по правому берегу, а я — по левому. Лиса видела нас и не знала, куда ей выбираться. Это было редкое и интересное зрелище. Мы с Семен Семенычем весело перекликались.