С высоты можно было бы на далекое расстояние окинуть взглядом Страну Мертвого Леса, но пелена падающего снега закрывает горизонт. Плоскогорье обширно. Окаймленное грядой типичных для северного пейзажа холмов, оно расширяется по мере нашего продвижения. Несмотря на относительную высоту и часто попадающиеся камни, ноги лошадей то-и-дело по колено уходят в почву, а временами приходится преодолевать настоящие топи. Тунгусы не даром зовут это место Большим Болотом, — плоскогорье сплошь заболочено. Еще вернее было бы назвать его Каменным болотом.
Бурелом хотя и продолжает устилать почву, но принимает иной характер. На земле больше не видно вывороченных корней, а лежат лишь верхние части деревьев. Воздушный вихрь, очевидно, пронесся тут высоко и, обломив верхушки, оставил стоять стволы. Эти стволы также мертвы и, лишенные коры и ветвей, похожи на телеграфные столбы. Если угрюм и жуток вид бурелома, лежащего на земле, то не менее мрачен вид и этого обнаженного леса.
Выпавший снег побелил мертвый лес: без покрывала снега кругом было бы черно, как в печной трубе. Деревья носят следы сильного ожога, но настоящей гари нигде не видно, и это невольно останавливает внимание. Почему в тайге не было пожара, раз тут был огонь? Правда, стоящие на корню сырые деревья зажечь трудно, но в тайге достаточно сухого валежника, который иногда загорается от окурка. Объяснение этого любопытного явления, по-моему, может быть двоякое: или ожог был настолько молниеносен, что не мог вызвать настоящего пожара, или начавшийся от ожога пожар в скором времени прекратился. Жители Приангарья, помнящие падение метеорита, говорят, что после того, как огненный шар упал в тайгу, в скором времени разразилась сильнейшая, небывалая гроза с ливнем. Пожар тайги, вызванный приходом небесного гостя, мог быть потушен дождем.
Через частокол лишенных верхушек деревьев тропа идет узкой прямой просекой. Вот она делает поворот. Далеко впереди два темных пятна.
— Это идут наши, — говорит едущий впереди Вологжин, — Сытин и Митя.
— Значит, они идут назад?
— Выходит, что так…
Мне вдруг становится жарко, словно я окунулся в горячую ванну. Неужели мы опоздали. Возвращение товарищей можно объяснить только тем, что избушка на Большом Болоте оказалась пустой…
Вуаль падающих снежинок мешает рассмотреть фигуры идущих. Пытаемся подогнать лошадей, но, проделав почти четыре сотни километров по тайге, животные остаются безучастными к сыплющимся на них ударам. Мой Гардероб и одна вьючная лошадь уже выбыли из строя, а остальные хотя и несут на себе вьюки, но скорость их движения не многим отличается от скорости черепахи.
Темные пятна на просеке хотя и увеличиваются в размерах, но не похоже, чтобы они двигались нам навстречу. Да и по форме они мало походят на фигуры людей. Так и есть! Наша тревога оказалась напрасной. Это просто два пня.
Столбик сбоку просеки отметил уже семь километров. Сухостой редеет, тропа делает новый поворот. Впереди открывается обширная котловина, замкнутая со всех сторон конусообразными сопками. При первом взгляде на дно котловины мне приходит на ум небесная спутница нашей планеты Луна, — так похожи усеявшие котловину воронки на кратеры, которые видны на лунной поверхности, когда смотришь на нее в телескоп…
Но внимание тотчас же устремляется на другое. У противоположного края котловины, где оканчивается скат покрытой сухостоем сопки, виднеется лабаз, а за ним — зимовье. Это избушка Кулика, его жилище… Оттуда слышится лай собаки, но, может быть, это лает Серко, — он ушел со своим хозяином. Нет, лает несколько собак — значит, в избушке живут люди…
От зимовья отделяется фигура высокого человека и, перепрыгивая через кочки болота, почти бежит нам навстречу. В последовавших затем впечатлениях разобраться трудно — так быстро происходит встреча. Узкое, немного бледное лицо, большие очки, темная с проседью борода, перетянутый разноцветным пояском ангарский зипун и длинные ноги — вот как выглядит человек, до боли сжимающий мне руку. Может быть, это совсем не подходит к данному моменту, но, отвечая на приветствие, я невольно думаю: «Как хорошо, что у него длинные ноги! Только с такими ногами можно ходить по Великому Болоту…»
Этот человек — Леонид Алексеевич Кулик…
(Окончание в следующем номере)
Леонид Алексеевич Кулик.
С фотографии А. Гринберга, снятой специально для «Следопыта» в фотолаборатории Академии Художественных Наук в Москве.
САЗАН С ОЗЕРА НУРИЕ-ГЕЛЬ
Рассказ Валентина Воронина
Рисунки худ. Б. Шварцa
Я с трудом волочу усталые ноги по скрежещущей гальке, которой усеян берег моря от Чороха до Батума. Впереди плетется, спотыкаясь, Антон. Слева беспокойно плещется море, словно страдая бессонницей в эту душную звездную ночь. Справа в темноте мелькнул маленький овальный клочок неба. Дальше— второй, третий, четвертый… Далеко впереди мигают огоньки.
— Уже первое озеро Нурие-Гель, — облегченно вздохнул Антон. — Остался километр до Батумд…
Мы возвращались от устья Малого Чороха. В окрестных лугах водились змеи, древесные лягушки, черепахи. Помимо этого наши банки заполнялись слизняками, речными крабами, скорпионами и еще всякой мелочью, дорогой для натуралиста. Сегодня, запоздав, мы торопились домой.
— Ай! Чорт! — крикнул Антон, споткнувшись обо что-то и падая на гальку. Сбоку оглушительно звякнул колокольчик. Загрохотали Антоновы банки…
— Стой, жулье паршивое! Сокрушу!..
Приблизилась высокая темная фигура. Крепкая рука схватила меня за шиворот:
— Стой, дьяволы!
Крепкая рука схватила меня за шиворот…
Две секунды я раздумывал, какой прием джиу-джитсу пустить в ход. Через три секунды Антон был на ногах. Пять секунд спустя три человека катались по берегу, работая кулаками… Через пять минут мы все трое сидели в траве, у берега озера.
— Ты, Игнат, больно дерешься, — пробормотал Антон, закуривая папиросу и укоризненно глядя на нашего общего приятеля, на которого мы нарвались впотьмах.
— Больно! — добавил я, почесывая шею.
— Кто вас знал! — виновато сказал Игнат. — Чего путаетесь по ночам!
— А что?
— Я рыбу ловлю…
Антон захохотал. Я вежливо улыбнулся…
Надо сказать, что озера Нурие-Гель (всех их шесть) тянутся вдоль берега моря от городского сада до скотобойни. Озера маленькие, поросли росянкой, чилимом, осокой. В разгаре лета воды не видно — сплошной луг. Особенность этих озер — полупресная вода. Во время бури на море волны иногда докатываются до озер. Рыба водится мелкая: щиновки, бычки, сазаны…
— Заткни свою глотку! — обиделся Игнат. — Сиди спокойно, слушай…
Мы притихли. Где-то сбоку трещит сверчок. Мелодично квакают лягушки. Кричит коростель. Плещется море. Дышит озеро. В сине-бархатном небе раскаленными углями пылают звезды. Душно. Темно.
— Вот и все! — бесцеремонно ляпнул Антон, разрушая гармонию спокойствия.
— Тише… — зашипел Игнат.
Вдруг мне показалось, что поверхность озера вздулась пузырем и лопнула. Зашуршали прибрежные камыши. Пузырь снова лопнул…
— Что это?
— Ш-ш… — шикнул Игнат. — Сазан это…