Стоя в этом положении, храбрые насекомые начали выпускать из хвостовой части тела тонкую струйку жидкости, под действием которой пламя начало потрескивать.
Сбить пламя было нелегко. Свеча возвышалась иад муравейником, и муравьям приходилось взбираться по стеариновой стенке, и при малейшем неосторожном движении пламя сжигало насекомых.
Каждый муравей-пожарный выдерживал две-три секунды и валился мертвым, но на его место прибывали все новые и лили струи не только на пламя, но старались направлять его на фитиль.
И вдруг (от удачного ли нападения) пламя опало. Снова и снова падали обожженные герои, плавая в расплавленном стеарине.
Пока происходила эта героическая борьба с пламенем, рабочие муравьи бешено таскали иглы, окружая ими конец свечи, так что вскоре пожарным не приходилось влезать вверх по стеарину; они поднимались по пологому откосу из игл, и опасность значительно уменьшилась.
Теперь положение муравьев стало лучше. Пламя трещало все сильнее, но все еще валились обожженные герои. Ничто не могло удержать муравьев от героического порыва спасти свой город. Вокруг свеча теснилось 150–200 муравьев, готовых в любую минуту пожертвовать собой. То там, то тут загоралась хвоя, но ее быстро тушили.
Муравьи продолжали прибывать. Пламя все еще было высотой в дюйм, как вдруг послышалось сильное шипение, и опасность миновала. Пламя было потушено в четыре с половиной минуты.
Тотчас же начались дальнейшие работы. Одни муравьи заливали черный фитилек, другие спешно таскали хвою, заливая свечу со всех сторон, третьи пытались вытащить из застывающего стеарина тела погибших товарищей.
Засыпав свечу, муравьи принялись за обычные дела и скоро разбрелись по окрестностям.
Выждав полчаса, я попробовал зажечь свечу, но истратил три спички, прежде чем мне это удалось. Муравьи так основательно залили фитиль своей жидкостью, что он долго не разгорался.
Наконец фитиль разгорелся. Мгновенно со всех концов устремились к нему муравьи, и все племя скова взволновалось. Теперь уже техника тушения была известна, и муравьи потушили огонь уже в тридцать секунд.
Мнение некоторых естествоиспытателей, что у муравьев есть специальные пожарные команды, по-моему неверно. Каждый муравей обладает инстинктом, толкающим его на любое самопожертвование для спасения своего племени. И в этом инстинкте общественности— сила маленьких слабых насекомых.
Экспедицией австралийского исследователя Сесиля Медигана открыто чрезвычайно интересное соленое озеро в Центральной Австралии.
Это единственное в своем роде озеро в мире. Его поверхность покрыта глыбами и площадками соли, образующими сплошную кору подобно льдам Арктики. Эта громадная котловина имеет все характерные признаки озера, кроме… воды, которая там есть лишь местами.
Количество соли во всем озере Эйри учесть невозможно, одна лишь северная часть имеет свыше трех миллиардов тонн. А если химическое исследование обнаружит присутствие поташа, частого спутника соли, ценность открытия Медигана будет огромна.
Озеро до сих пор никем не было исследовано. Пастухи, прогонявшие стада из Центральной австралийской пустыни, рассказывали, что озеро это представляет собой непроходимые топи, и ступить в него — значит наверняка погибнуть. Пастухи говорили, что тысячи голов скота погибли близ озера, а бушмены-туземцы панически боятся озера.
Экспедиция Медигана прошла много километров по соленой поверхности озера, охотясь, фотографируя, собирая коллекции. Багаж экспедиции везли тяжелые тракторы.
Медиган полагает, что около 50 000 лет назад озеро было пресноводным. Его питали пять крупных рек (теперь это почти ручейки), приносивших в большом количестве соль из недр земли. При огромной температуре пустыни вода быстро испарялась, а соль образовала пласты. Профессор Прескотт, один из участников экспедиции, наблюдавший процесс испарения, сообщает, что в день на озере Эйри испаряется полтора дюйма воды. Эта громадная цифра об’ясняет процесс образования гигантских залежей соли на месте пресного озера.
Морские слоны — вымирающие животные. В настоящее время их насчитывается всего два стада: северное и южное. Северное стадо — численностью около трехсот штук— поселилось на острове Гваделупе (триста километров к югу от Мексики). Южное — на одном из островов Антарктики. Это все, что осталось от некогда многочисленного семейства этих млекопитающих.