23 Интересно, что и Христос, и Будда, и Мухаммед начали пророчествовать в возрасте старше 30 лет, Будда в 35, Мухаммед в 40.
Время пролетело незаметно, я даже разогрелся за дружеской беседой и перестал ощущать холод, как вдруг услышал отдаленный гудок. Электричка — подумал я и глянул на часы — до моего отправления оставалось четверть часа.
"Ну вот и мой поезд" — сказал я и, впервые за эти два часа, замолчал. Повисла какая-то оглушительная тишина, нереальная, воистину театральная, показушная. Но она была! И мне стало страшно, поскольку я понял, что наше случайное братство сейчас закончится и закончится навсегда. Мы никогда уже не увидим друг друга… Никогда! Я ощутил, что теряю близкого человека. Друга… нет… не друга, а все-таки, брата.
Он тоже молчал. Молчал и вертел сигарету в руках. А потом прикашлянул, качнул головой и сказал: "Поехали со мной в Удомлю! А?"
Я этого ожидал и боялся! Одна моя часть говорила: "Да! Поехали! Начнешь новую жизнь, перечеркнув все, что у тебя было раньше. Табула раса судьбы. Боятся нечего — с тобой будет старший брат — надежная рука рядом". Но другая часть противоречила: "куда тебе на стройку, тебе уже двадцать пять и ты никогда толком не работал, не работал физически, не работал с людьми, и особенно — с простыми людьми. Ты не выдержишь. Не выдержишь работы, не выдержишь тягот кочевой заунывной жизни, сдашься, сломаешься, завалишь работу, а потом сбежишь, опозорив человека, который в тебя поверил". Да… ситуация… действительно — и хочется, и колется, и мамка не велит. Я оказался промеж двух стульев.
Хотя реально понимал — мне НЕЛЬЗЯ ехать! Романтику строек надо было начинать лет в восемнадцать-двадцать, но не после вылощеной институтской жизни. Не привыкну я к этому никогда! Геологи-романтики с промерзшими-продутыми вагончиками и туалетом под кустом — не мое. Не так воспитан, не так жил. Не потяну, а на карту поставлена честь другого человека. Своя голова не бедна, а бедна так одна! Но нас-то теперь двое. Я не могу подвести своего новоявленного брата.
Я все понимал, а сказать вслух никак не мог. Не решался. Он тоже молчал. В холодном утреннем воздухе, то, что называется, "повис вопрос" и продолжал висеть "весомо, грубо, зримо.
Подошла электричка, совершенно пустая, в ней, пусть не ярко, но очень тепло, горел электрический свет. Распахнулись двери и в холодок осенней ночи вырвалось тепло салона — повеяло родным домом…
Я посмотрел на состав, освещенный станционным прожектором — до рассвета еще было далеко, посмотрел на вербовщика, снова перевел глаза на состав и сказал: "Прости, братан, но романтик из меня никакой, не получится из меня шабашник, слишком уж маменькин я сынок…". Он помолчал, вздохнул, как-то криво махнул головой, как бы показывая тем самым — "А, ну тебя на хрен!" и проговорил: "Нормально, брат, это ведь не каждому дано, не считай себя слабым и убогим — с ЭТИМ надо родится, чтобы ЭТО в крови было. У тебя просто ДРУГАЯ натура". Потом обхватил руками меня за плечи: "Прощай, брат, прощай — вряд ли встретимся еще. Прости, коль что не так…"
Я пошел к вагону и думал только об одном — не оглядываться… не оглядываться… не оглядываться. Я чувствовал, как какая-то частичка моей души навсегда остается с этим человеком, моим названным старшим братом.
До Москвы оставалось три перегона.
===========================
Прошло более десяти лет. В компании малознакомых и совсем незнакомых мне людей, я рассказывал этот случай и уже почти добрался до конца, как некая дама прервала меня, задав вопрос: "А как звали твоего случайного собеседника? Ты рассказываешь про него уже минут десять, а так ни разу и не назвал его по имени".
Интересный вопрос! Мне задали его впервые, хотя многим я рассказывал этот случай, и никто никогда не обращал внимания на то, что я не знал имени своего случайного собеседника. Слова "брат" хватало. Ну, а задумайтесь — разве брату нужно имя. Мы произносим "брат" и этим все сказано. Никаких уточнений не надо.
Но удивительно не это. Удивительно то, что я сам НИКОГДА не задумывался над тем, почему мы не назвали друг другу своих имен. Только вопрос, заданный незнакомой мне дамой, заставил меня покопаться в собственной памяти. И что? И — НИЧЕГО! Я не мог вспомнить, что мы называли имена друг другу.
Значит это действительно было "братство с первого взгляда". Каждый из нас говорил другому "ты", подразумевая "ты, брат". Разве нужны братьям имена? Конечно, нет! И так, все понятно.