Выбрать главу

“Финал был смехотворным. В столовой, во время обеденного перерыва, зав. Сектором телевидения Гриша Оганов, армянин, как и я, лукаво прищурившись, вдруг спрашивает меня: “Леон, кто ты по национальности?” Отвечаю в той же тональности: “Шотландец”. — “Нет, брат, ты — еврей. И числишься в тайном списке евреев аппарата ЦК под номером 21”. — “Очко”, — невольно вырвалось у меня.

Последующие события, — продолжает Оников, — убедили меня, что такой список (разумеется, неофициальный…) действительно существовал. Под номером один в нем значился Г.Цуканов — первый помощник Л.Брежнева… По какому признаку заносились имена в этот список сказать трудно… В этом списке, кстати, числился и нынешний посол в Израиле А.Бовин. Почему? Видимо, он объективно высказывался по “еврейскому вопросу”. Меня не раз спрашивали, не еврей ли Бовин. Отвечал: нет. Я лично был знаком с его матерью, родственниками — русские люди. На таком же основании, если речь идет о добрых чувствах к какому-либо народу, его можно считать не только евреем, но и турком”.

И далее Оников вспоминает забавную историю.

“Входит как-то ко мне Бовин в кабинет. Это было в начале 80-х. Он тогда уже работал в газете “Известия”. Спрашивает: “Ты не знаешь, старик, зачем меня вызывает Зимянин? Чувствую, не для дружеских объятий”. Я не знал. Звоню своему приятелю — помощнику Зимянина. И он не знает. Спрашиваю: “За что, Саша, как ты сам думаешь, тебя могут звать на экзекуцию?” — “Видимо, — отвечает, — за турок. Дело в том, что я был недавно в Болгарии и резко отозвался о притеснении турок, назвал это геноцидом. Болгарские “друзья” тут же, оказывается, донесли об этом советскому послу, а тот “настучал” в ЦК”.

Я, — пишет Леон, — с Бовиным был совершенно согласен. Будучи за год до него в той же Болгарии, я видел, как нагло тогдашнее руководство “оболгаривало” турок, лишая их национальных школ, запрещая говорить на родном языке. Вот и получалось, по “аппаратной логике”, что раз вступился в защиту турок — значит, сам турок. Пишешь о евреях — еврей. И все тут.

Через несколько дней звоню Бовину, спрашиваю, в чем было дело. “Не в турках, — отвечает, — в… Сталинграде”. Оказывается, Бовину, недавно выступавшему перед ленинградским партийным активом, был задан вопрос: “Правда ли, что Волгоград будет переименован в Сталинград?”

Бовин ответил: “Слухи есть. Будет он переименован или нет, не знаю. Но, по-моему, переименовать необходимо. Большинство советских людей рождены после войны. Им следует знать имя человека, который допустил немцев до Сталинграда”.

Вот такая была еврейско-турецко-сталинградская история. Кстати, за турок мне тоже попало. Но вернемся к интервью.

— Давайте поговорим теперь о русском посольстве. Наверное, проблем множество, ведь все нужно начинать заново.

— Самая первая проблема — нет здания. Мы занимаем несколько комнат на 15-ом этаже офиса. Людей крайне мало, у нас огромные очереди к консулам, и посетители недовольны, потому что мы не успеваем проворачивать все это. Живу пока здесь, в “Хилтоне”, но в ближайшее время перееду на представительскую виллу… Там и будет мой “белый дом”, где будем жить со старухой. В Москву, которая требует сокращения штатов, напишу, чтобы повара не присылали — я сам умею готовить, и старуха умеет. А если прием, попрошу помочь…

Вот такие первые проблемы. Самые простые — дом, люди, квартиры. Ну а политические, они — нормально, все потихоньку… Мы должны собирать информацию, сообщать в Москву о том, что здесь происходит, какие проблемы, и разворачивать отношения. О сотрудничестве пока очень трудно говорить, потому что такой хаос в Москве. Допустим, есть какие-то проекты интересные, а с кем там разговаривать? К счастью, мои местные партнеры это прекрасно понимают, и кое-что все-таки сделать пытаемся.

— Ну а охрана у Вас есть?

— У нас сидит солдат, такой мальчик Мотя с автоматом. Вроде нас охраняет. Вокруг него девочки, тоже солдатки. Больше никого нет. Ко мне из службы местной обращались — дескать, Вам не нужна охрана? Я сказал, вроде пока не нужно. До первого покушения, а там посмотрим…

Вот обо всем этом пишу в Москву. Объясняю, прошу, требую. Хочу в феврале на недельку слетать в Москву, буду просить начальство лично сюда приехать и посмотреть на наши беды. Да и старуху свою наконец привезу сюда… Думаю, устроит взбучку за виллу, скажет: “Как тебе не стыдно!” Она не любит этого.

— Ну, пусть привыкает. Все-таки положение обязывает.

— Она считает, что все эти приемы — глупая затея и пустые разговоры. Она — специалист по эстетике, прекрасный преподаватель. И я боюсь, что здесь ей будет тяжело, потому что я — то на работе, а она одна будет бегать по всем этим комнатам…

— Вы когда приехали, здесь уже были какие-то эмигрировавшие друзья?

— Близких не было, но знакомых много, да и новыми уже обзавелся. Так что я не чувствую себя одиноким в неслужебном плане. В домах бываю совершенно разных — и в наших, и в еврейских. Иногда по делу, иногда просто так потрепаться, в баньке посидеть.

— А баньки здесь какие?

— Сауны. Такие же, как везде.

Очень много уходит пока времени на протокольные встречи. Надо наносить обязательные визиты и послам, и министрам. О погоде приходится говорить, а это безумно скучно. А в общем довольно приятные люди оказываются. Правые, левые — не важно. Тут не в политике дело. Просто умные и образованные люди. Везет…

— В Израиле сейчас гастролирует весь цвет нашей культуры. Встречаетесь ли Вы со звездами, ходите ли на концерты?

— Конечно. Был в гостях у пианиста Петрова. Юрий Темирканов недавно гастролировал. Тоже посидели после концерта. Сегодня утром с Аллой Борисовной беседовал. Позвонил ей, говорю: “Приезжайте ко мне”. Нет, отвечает. “Я — звезда. Я Вас приглашаю”. Сразу частушка вспомнилась: “С неба звездочка упала…” Поеду обязательно…

— А.Е., наши эмигранты часто обращаются к Вам за помощью или советом?

— Да. Это очень интересный момент. Я первый раз был в Израиле в 1979 году. Тогда все было сложно. Нам вообще не разрешалось встречаться с бывшими согражданами. Но поскольку я был главой делегации, то сказал: “Мужики, к нам это не относится. Беру ответственность на себя”. И мы встречались. Так вот тогда, грубо говоря, из ста человек всего два или три говорили, что им здесь плохо, и они хотят назад. А вот сейчас из ста человек, ну я не знаю, тридцать, может, сорок, но двадцать уж точно, говорят: зря мы приехали, надо было оставаться… А другие двадцать, может, так не скажут, но очень недовольны. И парадокс в том, что я, посол русский, их успокаиваю. Говорю: друзья, что же вы так нервничаете? Вы только приехали, вы не знаете языка. Здесь плохо с тем, с этим, но ведь не может же все быть сразу. Поживите немножко, выучите язык, не ленитесь, вот тогда все образуется.

То есть — в чем парадокс? Раньше ведь все было наоборот. Когда евреям здесь было плохо, не было квартир, работы, мы у себя в Москве злорадствовали… А вот теперь, как посол России я спрашиваю премьер-министра: почему так происходит? Я переживаю за этих людей. Да, они здесь… но это люди, за которых я тоже несу ответственность… Шамир стал объяснять… Понятно все: страна ведь не резиновая, и все трудно, и меняется психологическая обстановка…

…Раньше репатрианты были “штучным товаром”, а сейчас — масса. Все получается по Эйнштейну. Его как-то спросили, как популярно объяснить теорию относительности. Очень просто, ответил Эйнштейн: в Германии я еврей, а в Америке — немец. Здесь — то же самое. Тот, кто в России еврей, в Израиле становится русским. “Русских” здесь не очень любят, потому что — конкуренция. Навалом врачей, инженеров, музыкантов, а они все едут и едут.

…Многие все еще живут нашими старыми советскими понятиями. Вот пишут письма: дорогой товарищ посол! Я — ветеран, приехал сюда, а жить негде. Позвоните нашему мэру, пусть мне вне очереди дадут квартиру. Я пишу ему ответ: вполне понимаю Ваши беды, но ведь я не могу вмешиваться во внутренние дела Израиля. Так что не взыщите. Еще чаще просят помочь устроиться на работу. В общем срабатывает московский менталитет. Я сочувствую этим людям, но помочь могу только в политическом плане. Хожу по министрам…

— Ну а те, кто все-таки решил вернуться. Проблема есть?

— Проблемы нет (есть, конечно, проблема, но тогда я еще многого не знал и был слишком наивен. — А. Б.). Самый легкий вариант, если есть родственники, которые готовы принять, или есть доллары на покупку квартиры. Но даже если ничего этого нет, мы поддерживаем их просьбы. Ничего страшного, вернутся, будут снимать угол. Как-нибудь образуется.