— Прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим.
В этот момент ехидный враг Матери Терезы, единственный атеист в лагере «Погребальная яма», профессор Даукинс из колледжа, крикнул:
— Особенно этим, инопланетного происхождения!
— Ты отправишься в ад! — пообещал ему кто-то из темноты.
— А как я пойму, что там очутился? — крикнул он в ответ.
— Тихо! — негромко приказал Хатчфилд со своего места у двери. — Хватит молиться!
— Настал Судный день, — завыла Мать Тереза.
Сэмми передвинулся на кровати поближе ко мне. Я положила пистолет между ног. Сэмми мог схватить его и случайно прострелить мне голову.
— Да заткнитесь вы все! — сказала я. — Брата моего пугаете.
— Я не боюсь, — сказал Сэмми и сжал кулачок. — А ты боишься, Кэсси?
— Да, — ответила я и поцеловала его в макушку.
Волосы Сэмми пахли чем-то кислым, я решила, что помою его утром.
Если утро вообще наступит.
— Нет, ты не боишься, — сказал он. — Ты никогда ничего не боишься.
— Мне сейчас так страшно, что я даже описаться могу.
Сэмми хихикнул. Он уткнулся в мое плечо лицом, и показалось, что оно горячее. Лихорадка? Так это обычно начинается. Я велела себе не поддаваться паранойе. Сэмми сотни раз бывал рядом с инфицированными и не заразился. «Багряное цунами» передается очень быстро, выжить может только тот, у кого есть иммунитет. У Сэмми есть иммунитет. Если бы у него не было иммунитета, он бы уже умер.
— Тебе лучше надеть подгузник, — поддразнил меня Сэмми.
— Может, так и сделаю.
— Если я пойду и долиною смертной тени…[5] — Мать Тереза не собиралась замолкать.
В темноте щелкали ее четки. Даукинс, чтобы заглушить молитвы, громко запел «Три слепых мышонка». Я не могла решить, кто меня раздражает больше — фанатичка или циник.
— Мама говорила, что они могут быть ангелами, — ни с того ни с сего сказал Сэмми.
— Кто? — не поняла я.
— Когда инопланетяне появились в первый раз, я спросил маму, станут они нас убивать или нет. А мама сказала, что они, может, и не инопланетяне вовсе. Может, ангелы с небес. Как те, в Библии, которые разговаривали с Авраамом, и с Марией, и с Иисусом, и со всеми остальными.
— В ту пору они с нашим братом куда больше разговаривали, чем сейчас, — сказала я.
— А они стали нас убивать. Маму убили.
Сэмми заплакал.
— Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих…
Я поцеловала Сэмми в макушку и потерла ему плечи.
— Умастил елеем голову мою…
— Кэсси, Бог нас ненавидит?
— Нет… Не знаю.
— А маму?
— Конечно нет. Мама была хорошим человеком.
— Тогда почему он позволил ей умереть?
Я покачала головой с таким трудом, будто она весила двадцать тысяч тонн.
— Чаша моя преисполнена…
— Почему он позволил инопланетянам убивать нас? Почему Бог их не остановил?
— Может, еще остановит, — медленно прошептала я; мне даже языком ворочать было тяжело.
— Так, благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей…
— Не дай им меня забрать, Кэсси. Не дай мне умереть.
— Ты не умрешь, Сэмс.
— Обещаешь?
Я пообещала.
15
На следующий день дрон вернулся.
Или это был другой, в точности такой же. Вряд ли иные прилетели с одним беспилотником на борту.
Дрон медленно плыл по небу. Никакого рокота или жужжания; он просто скользил, как приманка-мушка по гладкой воде. Мы все бросились в барак. В этот раз никаких команд не требовалось. Я обнаружила, что сижу на одной кровати с Криско.
— Я знаю, что сейчас будет, — шепотом сказал он.
— Помолчи, — тоже шепотом ответила я.
Криско кивнул и продолжил:
— Акустическая бомба. Знаешь, что происходит, когда на тебя обрушивают двести децибел? Лопаются легкие, и воздух попадает в кровь, а после этого разрывается сердце.
— Где ты набрался всей этой чуши?
Папа и Хатчфилд опять сидели на корточках возле открытых дверей. Несколько минут они смотрели в одну точку. Видимо, дрон завис на месте.
— Вот, у меня для тебя кое-что есть, — сказал Криско.
Кулон с бриллиантом. Трофей из ямы с пеплом.
— Это отвратительно, — сказала я.
— Почему? Я ведь его не украл. — Криско обиженно надул губы. — Я знаю, в чем дело. Я не тупой. Дело не в кулоне, дело во мне. Если бы ты считала, что я клевый парень, сразу бы взяла.