Читатель чувствуют в его поэзии правду. Правду, которую ценой своих лишений донес до нас В. Т. Шаламов, через свое творчество. Искусство – это писать правду, а не выдумку, как один графоман Солженицын. Несмотря ни на что, Шаламов выжил, он нашел в себе силы, как писатель передать эту правду читателю, а, следовательно, всему поколению.
Шаламов построил не воздушный замок, потому что это было невозможно, он показал правду, а это гораздо важнее. Я не буду употреблять примитивную фразу о том, что поэзия перестала существовать после холокоста, или ГУЛАГ – это конец литературы, потому что это совсем не так. Природа человеческого зла настолько всеобъемлюща, что и до холокоста и до ГУЛАГА, были кровавые войны, великая инквизиция, преследования неверных, массовые казни и убийства, несмотря на это литература и искусство существует не один век, от этого факта отмахнуться невозможно. Проблема зла – кроется в самом человеке как таковом. Об этом и пишет Шаламов. Существует ли дружба, конечно, только зародиться она должна до лагеря, как пишет Шаламов, любовь не сыграла большой роли в его жизни, из-за обстоятельств тяжелой судьбы писателя. Но он не отрицает ни любви, ни дружбы, так как только они и могут спасти человека и противостоять, той природе зла, которая в нем находится. Такой конкретной установки и мысли нет в творчестве В. Т. Шаламова, но мы ее улавливаем и понимаем. Нет прямой отсылки к филантропии, он сам утверждает: «Мизантропического склада моя натура»[274]. Но оставаться в таких обстоятельствах, которые выпали на долю Шаламова филантропом, наверное, невозможно, для этого нужно быть святым, а В. Т. Шаламов – истинный гений русской литературы и этого достаточно!
«Приговор» как стержневая идея произведений Кафки
(«Приговор»[275] Ф. Кафка)
Да, да как это неудивительно, но именно небольшой рассказ «Приговор», Ф. Кафки попал мне в руки, когда писатель уже был одним из моих любимых, вернее нет, наиболее загадочным и необъяснимым для меня. Его психологизм завораживает, переплетение снов с явью пугают и заставляют оглянуться вокруг, собственно реален ли этот мир и существую я в нем или он существует меня. Не зря прозу Кафки причисляют к философскому течению экзистенциализма, так как через свои литературные произведения он пропускает существование сквозь жернова сознания, бесконечных аллюзий, гиперболических трансформаций и снов. А то, что получается на выходе и есть его проза. Действительно, а какая она, проза Ф. Кафки? Можно ответить на этот вопрос – восхитительная (но для многих и это надо объективно признать, мягко говоря, на любителя), наверное, на этом можно и закончить размышление над творчеством писателя, но тут как раз я и наткнулся на рассказ «Приговор», который вооружил меня сколь какой-то объяснительной силой, подарил мне маленький медный ключ к прозе Кафки. Возможно этот ключ совсем не от тех дверей, но, тем не менее, он у меня есть, поэтому я попытаюсь хотя бы очертить, собрать воедино множество интонаций, сюжетов, ту полифонию смыслов, которую, как мне кажется, проясняет рассказ «Приговор».
Герой – молодой коммерсант Георг Бендеман, в начале рассказа пишет письмо своему другу юности, его взгляд падает на мост, который виден из его окна, мост – это одна из самых центральных метафор Кафки. «Я был твердый и холодный, я был мост, я висел над бездной. По ту сторону были носки ног, по ту сторону – вкопанные руки, а зубами я вцепился в крошащуюся глину. По бокам развевались на ветру полы моего пиджака. Далеко внизу шумел ледяной горный ручей […] Так я висел и ждал, я должен был ждать. Не обрушившись, ни один когда-либо воздвигнутый мост не может перестать быть мостом»,[277] – из его одноименного рассказа «Мост». Изначально «мост» приговорен к крушению, он приходит к конечной точке существования в результате самой идеи своего бытия, он приговорен к разрушению, в результате ограниченности срока эксплуатации. Как и приговорен главный герой «Приговора» Георг, уже на первых странницах в его размышлениях сквозит одиночество и безысходность, все уже предрешено, приговор скоро приведут в силу. Так и с крушением моста, он не просто обрушается из-за своей обветшалости, его принудительно разрушают, с болью и надрывом, на него прыгнули, желая его уничтожить: «Что это было? Ребенок? Сон? Разбойник с большой дороги? Самоубийца? Искуситель? Истребитель? И я повернулся посмотреть…мост поворачивается! Еще не успев повернуться, я уже обрушился; я обрушился – и уже был разорван и пронзен острыми камнями, которые всегда так приветливо смотрели на меня, выглядывая из бурлящей воды»[278]. Кафка приговаривает себя (что доказывает его собственная жизнь: скоротечная, наполненная внутренними драмами и комплексам), как и всех своих героев, быть «Чужими» (в Смысле Сартра) и «Посторонними» (в смысле Камю). Но, необходимо напомнить, что Кафка, жил гораздо раньше этих двух великих французских философов экзистенциалистов, и именно он дал заряд (безусловно, мы держим в уме Кьеркегора, как родоначальника этого направления и чтим Достоевского, как гения, который подарил миру самую легендарную экзистенциальную прозу, совершенно не подозревая об этом, имеется ввиду направление, как таковое) потенции экзистенциализма как такового. Первая половина XX века, была словно создана для рождения этого течения – революции, две мировые войны, голод, нищета, экзистенциализм не мог родиться в другое время. Кафка выносит ПРИГОВОР всем нам – существование с безысходностью, чувством глубокого одиночества и отчуждения, ПРИГОВОР, который подхватывает вся интеллектуальная элита после него.
274
См., Шаламов, В. Малое собрание сочинений/ Варлам Шаламов СПб., Азбука, Азбука-Аттикус, 2016. – 736 с.
275
См., Кафка, Ф. Приговор: Избранная проза/ Франц Кафка. СПб., Издательская группа «Лениздат, «Команда А», 2014. –320 с.
276
Иосиф Бродский в разговоре с Сергеем. Довлатовым. См., Довлатов, С. Собрание прозы в четырех томах. Т.3/ Сергей Довлатов. СПб., Азбука, Азбука-Аттикус, 2019. – 416 с.
277
Кафка, Ф. Приговор: Избранная проза/ Франц Кафка. СПб., Издательская группа «Лениздат, «Команда А», 2014. С.87.