После изгнания немцев в октябре 1944 г. были готовы к занятиям студентов зоологический музей (проф. Артоболевский), ботанический сад (проф. Финн), биологический, геолого-географический и историко-филологический факультеты. С 1949 г. после сессии ВАСХНИЛ биологический факультет стал называться биолого-почвоведческий, с 1954 г. — опять биологический. Наибольшее число кафедр на биологическом факультете Киевского университета было в 1947-1948 гг. — 17. С 2000 г. работает 10 кафедр. П. К. Шкварников восстановил кафедру генетики в Киевском университете под названием "Кафедра генетики и селекции".
"Университет красный, а ректор Белый",— говорили в 70-е годы про Киевский государственный университет им. Т. Г. Шевченко. Главный корпус бывшего университета Святого Владимира окрашен в цвета орденской ленты Святого Владимира (красный с черным), а фамилия ректора была М. У. Белый. М. У. Белый — известный физик, прекрасный организатор высшего образования и университетской науки. Когда к нему привел меня профессор П. К. Шкварников, я сказал ректору Киевского университета члену-корреспонденту АН УССР М. У. Белому: "Михаил Ульянович, я не знаю украинского языка, как же я буду читать лекции?" Он мне ответил: "Мы все читаем лекции по-русски. И вы также читайте лекции на вашем родном языке". В университете меня поддержал первый проректор академик Петр Григорьевич Богач, который пригласил меня в возглавляемый им Институт физиологии Киевского университета заведовать также лабораторией физиологической генетики. В университете я начал работать сразу же после приезда в Киев, т. е. с 1968 г, по совместительству читая доцентский курс на восстановленной нами кафедре генетики и селекции, которой заведовал до 1971 г профессор П. К. Шкварников. Кафедра была бедной: два микроскопа, пишущая машинка и термостат для сушки семян — вот и все оборудование кафедры. Опираясь на поддержку П. Г. Богача, я смог за несколько лет преобразовать кафедру в мощную кафедру общей и молекулярной генетики. Через госкомитет по науке и технике СМ СССР в Москве с помощью А. Н. Белозерского я получал каждый год дополнительное финансирование, благодаря которому оснастил кафедру современным оборудованием, реактивами, создал при кафедре лабораторию генетики индивидуального развития (в лучшие годы в ней работало до 60 сотрудников). Кафедра и отдел физиологической генетики превратились в ведущий центр генетического образования на Украине, вызывая злобу у С. М. Гершензона, который часто заходил на кафедру, пил с нами чай, а сам строил план захвата кафедры своими людьми.
На кафедре меня приняли доброжелательно — я с 1968 года работал там доцентом, читал молекулярную генетику, медицинскую генетику, онтогенетику, меня знали. Однако доцент Е. Л. Голынская, назначенная в переходный период исполняющей обязанности заведующей кафедрой, объявила мне открытую войну. Она рассчитывала, что я не выдержу ее нападок и уйду. Е. Л. Голынская — кандидат биологических наук, талантливый педагог, автор двух учебников по генетике на украинском языке. Она руководила работой научного студенческого кружка, руками студентов делала себе докторскую диссертацию по фитогемагглютининам. Студенты ее любили, у ней было много сторонников на факультете, так как она работала на кафедре физиологии растений с 1945 года. Во время войны она была партизанкой, за свои подвиги была награждена орденом и медалями. Имея задиристый характер, она продолжала свой партизанский бой и в мирное время: не признавала начальство, воевала с ректором Киевского университета, деканами, заведующими кафедрой, даже с секретарями ЦК КПУ, отвечающими за вузы и науку. Заведующий кафедрой физиологии растений Д. И. Проценко избавился от нее, переведя ее доцентом на кафедру генетики и селекции, где она держала в страхе всех сотрудников кафедры. Когда она узнала, что меня берут заведующим кафедрой, она ходила с протестом к ректору КГУ профессору М. У. Белому и декану биологического факультета Б. Г. Новикову. Но ректор и декан, много натерпевшиеся от ее вздорного характера, оставили ее протесты без внимания. Зная мою борьбу с С. М. Гершензоном, она объединила свои усилия с ним, Гершензон взял к себе в аспирантуру ее замужнюю дочь И. Карпову. Темой ее диссертации он назначил исследование мутагенного действия ДНК у бактерий. Это была вторая, кроме обратной транскрипции, идея-фикс С. М. Гершензона, против которой мне пришлось вести бой. Когда я был с ним в большой дружбе, он попросил меня изучить мутагенное действие лососевой ДНК на аспергиллюс нидуланс. Я с интересом взялся за работу, ознакомился с литературой, приготовил для опытов привезенные из Владивостока препараты лососевой ДНК, сформировал коллектив экспериментаторов. В опытах согласился участвовать приехавший вместе со мной из Новосибирского Института цитологии и генетики кандидат химических наук С. П. Коваленко и заместитель С. М. Гершензона кандидат биологических наук Ю. Н. Александров. С. П. Коваленко — талантливый химик и генетик, выпускник Московского университета, Ю. Н. Александров был питомцем Ленинградского университета и считался официальным заместителем заведующего отделом молекулярной генетики (т.е. С. М. Гершензона). Он в противоположность своему шефу был честным и принципиальным ученым и часто конфликтовал по научным вопросам с С. М. Гершензоном. Проведя исследование, мы не обнаружили мутагенного действия лососевой ДНК на аспергилюс нидуланс и опубликовали на эту тему статью в журнале "Генетика" в 1970 г (131). Статья вызвала гнев С. М. Гершензона. Он публично обвинил нас в неумении экспериментировать, затаил злобу на авторов статьи. С. П. Коваленко он выгнал из Сектора молекулярной биологии и генетики и вообще с Украины — он смог устроиться на работу лишь в Белоруссии, в Минском институте микробиологии. Ю. Н. Александрову же Гершензон несколько раз срывал защиту докторской диссертации и в конце концов отправил его на пенсию.