Уэйн говорил что-то про то, как я изменилась, а я слышала лишь «Feeling so faithless, lost under the surface». Уэйн говорил что-то про моё холодное молчание, а я слышала «I don't know what you're expecting of me». Песня будто отвечала ему за меня. После он остановился и спросил, сколько сейчас времени. Отодвинув мой рукав, чтобы взглянуть на часы, он увидел шрам, лежавший рисунком на всей руке.
–Откуда это?
–Это масло, я готовила яичницу.
–Масло? На всю руку?
–У меня тряслись руки после масштабной пьянки и жёсткой оргии. Я пролила на себя масло, а после совершенно случайно обронила спичку.
Он видел следы от нитей, что зашивали мою руку десяток лет назад. Я это понимала. Он понимал, что я не хочу говорить правду. Мы понимали друг друга.
Наконец-то я была дома. Тётя приготовила опять что-то вкусное, действительно вкусное, но после столовской отравы я не могла и думать о еде. Будь то домашняя пицца или запечённая картошка, мне становилось тошно. Она позвала меня в свою комнату. Её слова говорили, что она рада меня видеть, но её голос выдавал что жить ей осталось недолго. Это был единственный светлый человек в моей жизни. Лишь её я действительно любила. В её довольно уже старых глазах была видна боль, боль от болезни. Она не говорила мне об этой болезни. Она боялась сделать мне больно. Она тоже меня любила. Следы крови на её подушке не давали особой надежды. Я укрыла её одеялом и приказала спать. Ей нужно было больше отдыхать, а она вечно возилась со мной, как с маленьким ребёнком. Собрав кровавые салфетки и сменив свой наряд, я собралась было что-то сделать, но что, ещё не знала. Бывает же такое чувство, когда ты останавливаешься посреди комнаты и будто теряешься, теряешься в этой комнате, в этом доме, в этой жизни. Кружка с только что налитым дешёвым кофе уже не казалась горячей, она не казалась вообще, шум машин на проезжей части около дома резко затих. Была полная тишина, знаете, так бывает, когда, например, попадаешь в аварию на скорости 50 миль в час.
Зазвонил телефон. Номер был мне незнаком. Можно было ожидать рекламщиков мебели, по чьим словам, в их кроватях можно было почувствовать себя, будто в бассейне. Они обещали, что мы будем выпадать из реальности, но на деле выпадали лишь пара пружин в этой самой кровати и несколько мышц моего тела из привычного безболезненного образа существования. Это могла быть училка, чей номер я, конечно же, не записала, но нет. Тогда бы я почувствовала этот тошнотворный оптимизм с первой секунды звонка. Это был Джон. Именно так звали перекачанного красавца, что клеил меня днём. Он пригласил меня к себе пропустить пару кружек пива. Я в свою очередь, конечно же, не отказалась.
Знаете, было даже обидно. Очередной красавец-скорострел. Меня уже привлекает идея начать спать с ботаниками.
На следующий день, когда я вышла из колледжа, ко мне подбежал Уэйн.
–Собирайся, мы идём в ресторан. Нашу встречу нужно обязательно отметить.
Нет, я понимала его, честно. Он славный парень. Уэйн был моим другом детства, но эти долгие разговоры, рестораны не вызывали у меня ни грамма восхищения. Мне не казалось это нужным, или интересным. Но когда-то он был единственным, кто относился ко мне хорошо, я не имела права отказаться.
В ресторане всё было, как в ресторане, глупые люди сидят и смотрят друг на друга. Неужели через бутылку дорогого шампанского они увидят что-то большее? Никогда не понимала этой, так называемой романтики. Эта пара здесь, чтобы отметить юбилей, но они ненавидят друг друга. А там сидит парень, что собирается присунуть дочери своего директора. Она ему не даст, он начнёт настаивать, а через два месяца его не возьмёт ни один работодатель с настолько негативной характеристикой с прошлого места работы. Мне не нравились рестораны.
Уэйн набрался смелости и позвал меня к себе. Он сказал, что его родители где-то в командировке. Он не любил о них трепаться, да и мне было не особо интересно. Он попросил выбрать фильм. Коллекция дисков была не особо интересна. Я выбрала «Черри», фильм был про какую-то порноактрису и её лучшего друга, что сох по ней. Не знаю, трахнулись ли они, ведь не досмотрев фильм, трахнулись мы.
Я не знаю, было ли это связано с тем, что он знает меня всю жизнь или нет, но это был лучший секс в моей жизни. Когда он входил в меня, он смотрел мне в глаза. У него был такой взгляд, будто он любил меня в этот момент, а я любила его. Он чувствовал пульс моей руки, сжатой в своей. Я чувствовала пульс его члена в себе. Я чувствовала его. Я чувствовала Уэйна. А знаете, что было действительно неприятно? Утром я уже не любила его, а он меня всё ещё любил. А почему это неприятно, я не знаю. В книгах из колледжа этого не пишут.