— Это что, не знаешь?
— Евины рисунки. Она их раскидала, а я собрала. Она красиво рисует, но я тоже так умею. Хочешь покажу?
— Не хочу, — отмахиваюсь от Марины, подходя ближе. Перебираю бумаги.
— Здесь ровно пятьдесят заказов. Я посчитала.
Рассматриваю верхний лист. Красиво, но мрачно. Сама Ева слишком нежная девочка. Неужели я не ошибся и внутри у неё живет такая же чернота, как у меня? Эта мысль радует.
Начинаю откладывать просмотренные в сторону, и усмехаюсь: — Это рассветы, бестолочь. Знаешь, что такое рассвет?
— Папа мне говорил, что это начало нового дня.
— Правильно говорил.
— Как ты понял, что это не закаты? Они тёмные.
Не знаю, зачем отвечаю. Но начинаю с восхода солнца и показываю пальцем, где начинается его путь.
— Ева красиво рисует, да?
— Красиво.
— А ещё у неё красивый мальчик.
— Мальчик?
— Ага. В самом низу картинки.
Вытаскиваю последние листы, рассыпая верхние по полу.
Из глотки вырывается дикий хохот.Бл@дь, неужели всё так просто?
***
— Нашли?
— Пока нет.
— Сутки, — рычу. — Сутки, Вагиф, у тебя были нарыть, где этот сосунок, а ты мне снова отвечаешь «нет»?! Сука, бл@дь. Вы сговорились что ли?!
Сговорились… Сговорились…
— Пригласи—ка ко мне нашу Юлечку.
Болотова входит в кабинет с ровной спиной. Выглядит так, что я даже теряюсь: неужели ошибся? Сомневаюсь. Юлька всегда умела идеально держать себя в руках.
И когда сестру её нашли в какой-то канаве, и когда мать с катушек чуть не слетела… Юлечка терпела, и только выше задирала подбородок. За это её и ценю.
— Рассказывай, Юлечка. Рассказывай.
— Ты о чём?
— Про Еву рассказывай, про сосунка её. Давай, моя хорошая. Я же говорил тебе, поработай головкой. Начинай.
— Ты всё знаешь. — Звучит ровно. В чём подвох?
— Где девчонка?
— У своих спрашивай. Всё, что знала, я тебе сразу рассказала.
— Про Эскильдсена я что-то не слышал?
— Извини? — Юлия приближается и плавно встаёт на колени. Знает, сучка, как меня расслабить. — Про этого мальчика, — смешок с пухлых губ, пока она тянет замок ширинки вниз, — ты сам нам инфу дал.
— Не знала, значит? — Наматываю волосы на кулак, насаживая резко, как люблю. — Лаааадно. Закончишь и до вечера выложишь мне про него всё. Ты же умная девочка, правда? Не хочешь, чтобы твоя сестричка мучилась и страдала? Не хоооочешь.
Смотрю, как Болотова стирает следы с лица и повторяю: — Время до вечера. Не найдешь, будем разговаривать в другом тоне.
Она найдет. Эта сможет. Мотивация — величайшая вещь. Тот, кто не боится за свою шкуру, просто блефует. Особо отважные, которым, казалось бы, нечего терять, все равно имеют слабое место. И у железной Юленьки оно есть — сестричка, находящаяся на лечении в психушке. Дорогой и комфортной, но психушке.
Уже через два часа я держу в руках белый лист с данными, которые не смогли добыть мои орлы. Грубо работают. Впрочем, Юлечка — птичка другой породы. Учитель у неё, сука, лучший из лучших был. Жаль, в своё время отказался со мной работать. Могли бы горы золотые свернуть.
— Звони, красавица. Назначай встречу пареньку.
— Эти номера все недоступны. Твои парни пробили. Или защита стоит. Но вот, что интересно. Переверни.
Смотрю на мелкий текст, добавленный на обороте от руки.
Забавно.
—Непредсказуемая штука — жизнь, да, Юль?
Кто бы мог подумать, что невестка самого Артура Робертовича и жена сосунка может находиться так близко?
— Притащить девку сюда.
Эпилог.
Артур.
Удивительно, но Ева ни капли не истерит, когда слышит о кончине дяди. Впрочем, судя по их «родственным отношениям» она могла бы даже порадоваться. Но девочка лишь замыкается в себе и просит оставить её одну. Как бы не так! Отменяю все дела, перекидывая на зама, прошу пацанов подстраховать и остаюсь со своей малышкой на весь день.
Практически весь день Ева молчит, перебирая тонкими пальчиками плед. Расстроилась. Избавилась, выдохнула, но все равно расстроилась.
Я не стал распространяться с подробностями и говорить, что у мужиков возникли вопросы. Правда, сверху быстро пресекли копошение, и дело закрыли за естественной смертью.
Два дня после тяжёлых суток Евиной грусти, когда я мотался по делам, прошли спокойно и однообразно. Малышка готовила ужин, дожидалась меня, и мы засыпали под очередной фильм. Ни о какой близости не могло идти речи: моя девочка грузилась мыслями, а я, как мог, поддерживал. Да и у самого проблем…
То, что Хаузов подобрался плотно, я понял накануне. Сначала на камерах засекли его людей, потом отец, улетевший на конференцию, прислал инфу, что в клинике шуршат, проверяя. Там мы закрыли всё идеально, слабым звеном была моя морда, но пока удавалось проскочить.