Где же эта чертова бригада из центра?! Куда она запропастилась? В промежутках между метаниями от больного к больному Снайдеров попытался выяснить по коммуникатору, выслал ли центр вообще кого-нибудь ему в помощь, но, как ни странно, на его вызов никто не ответил (как потом выяснилось, отвечать было некому: все имевшие хоть какое-то отношение к медицине были брошены на передовую сражения с неизвестным вирусом), а потом ему и вовсе стало не ?? этого.
Время от времени, мечась по заснеженному и бы?т?о опустевшему поселку, залитому беспощадным гнетом теперь уже бесполезных бактерицидных ламп, Бо? с ужасом представлял себе тот момент, когда вакцина у него кончится совсем. Что он тогда скажет с надеждой и тревогой глядящим на него людям - женщинам детям? Что какой-то слишком умный идиот из администрации Плана урезал средства на производство лекарств? Что эпидемия вспыхнула неожиданно и к ней никто не успел заранее приготовиться?
Порой он сожалел, что оставил жене для подстраховки целых три ампулы УВ вместо одной, которой, наверное, хватило бы с лихвой - если, разумеется, дочка тоже подхватила страшную болезнь. Если бы он этого не сделал, то сейчас мог бы спасти жизнь еще двум детям, но упрекать себя было поздно, и он старался забыть об этом...
Ему повезло, и момент, которого он так боялся, не наступил. С ночного неба на поселок спикировал санитарный джампер с подкреплением. Бор машинально взглянул на часы и не поверил глазам. Ему казалось, что ночь уже на исходе, а ночь, оказывается, только начиналась. Тем не менее команда из центра опоздала почти на целых три часа, и Бор принялся крыть их в хвост и в гриву, не отходя от джампера.
Старший группы слушал его терпеливо, но, когда Снайдеров высказал все, что он думает о работниках Центра, спокойно пояснил, в чем дело. Оказывается, на полпути бригаду догнало указание дежурного диспетчера оказать помощь жителям одного из соседних поселков, и они не могли не подчиниться.
- Да что они там, в самом деле, с ума посходили? -?зорвался Бор. - Или они считают, что для Плана ценнее люди в том поселке, чем в этом? Как же называется столь важный стратегический пункт?
Старший сказал. И Снайдеров осекся на полуслове. ?оселок, где спасатели побывали, прежде чем прилететь ????, был тем поселком, где осталась его семья.
-- Ну и как? - уже спокойнее поинтересовался он, остывая. - Всех спасли?
Старший красноречиво махнул рукой: мол, лучше не стоит об этом. Рука Бора сама потянулась к нагрудному карману, где он обычно хранил стереофото своего семейства. Старший мог запомнить их лица. Но надо было работать дальше, и Снайдеров вновь застегнул карман на вакуумную кнопку-присоску.
- Ну ладно, - смягчился он. - Вакцины много привезли?
Старший смущенно промямлил:
- Если бы не работа в том поселке. В общем, у нас осталось три стандартных упаковки. Это ровно сто двадцать доз... А что, мало?
- Лучше мало, чем совсем ничего, - отвернулся Снайдеров.
В поселке проживало примерно восемьсот человек. Даже с учетом уже скончавшихся миновавших кризисный пик, для людей, остающихся потенциальными жертвами, такого количества УВ было явно недостаточно.
Они приступили к работе.
А люди все равно умирали один за другим, и сначала это было страшно и необычно - видеть, как на твоих глазах от неведомого недуга сгорает заживо человек, мечась в горячечном бреду, и чувствовать, как угасает под твоей рукой пульс в его запястье, и слышать,как он что-то шепчет - особенно тяжело было тогда, когда умирающий великодушно благодарил тебя, так и не сумевшего его спасти, несмотря на все старания, - но потом чувства притупились, навалилась черная, тупая усталость, застилавшая глаза пеленой, и Бор ловил себя на том, что равнодушно, как компьютерная программа, фиксирует, непонятно для чего, точное время смерти каждой очередной жертвы.
Впрочем, люди в поселке тоже постепенно привыкали к страшной возможности в любую секунду навсегда потерять своих родных. Снайдерову врезался в память жуткий эпизод, когда, закрыв глаза только что скончавшемуся в судорогах пятилетнему малышу, он оглянулся и обнаружил, что его матери нет в комнате. Она оказалась на кухне. Занята эта молодая женщина была тем, что месила в большой кастрюле тесто. Пока Бор сообщал ей о смерти сына и говорил все то, что полагается врачу произносить в таких случаях, женщина не переставала заниматься своим делом. Потом, в ответ на удивленный взгляд медика, молча указала подбородком в угол кухни, где чинно, почти не шевелясь, сидела целая вереница детей, каждый из которых был меньше своего соседа. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что они очень хотят есть...
Самое страшное произошло в два часа ночи. Когда Снайдеров разломил последнюю ампулу, чтобы сделать последнюю инъекцию. К этому времени он уже знал, что эпидемиологическая обстановка не только в их регионе, но и во всем мире переживает кризис и запасы УВ исчезли, будто их корова языком слизнула. Словно воочию, Бор увидел перед собой лицо недавнего собеседника, который говорил ему: "Жертвы в начинаниях такого размаха и значения, к сожалению, неизбежны, и мы должны с этим смириться. Не человек должен быть превыше всего, а человечество, Бор Алекович!"
Он шел, пошатываясь, по улице и чувствовал холод не снаружи, а внутри себя. Он даже не сразу почувствовал, как кто-то, вынырнувший сбоку из переулка, дергает его за рукав:
- Доктор, помогите моему ребенку! Доктор, вы слышите меня?!
На миг ему показалось, что перед ним стоит та женщина, которая грозила отдать их с мэром под суд, но это, конечно же, была не она. У той ребенок все-таки умер. Еще четыре часа назад.
Хотя вне?не эта ничем не отличалась от той - такая же молодая и активная, наверное, мысленно даже поклявшаяся себе из кожи вылезти вон, но спасти свое чадо. А лицо... Лица людей быстро перестали запоминаться Снайдерову в ту ночь. Чаще они были для него лишь объектом для изучения на предмет наличия первых синдромов заболевания.
- Да-да, - пробормотал он, приостанавливаясь. - Идем.
И он отправился за женщиной в дом, где лежал ее ребенок, обреченный на смерть. И он поставил ребенку укол, как делал это десятки, сотни раз до этого. И рассеянно выслушал слова благодарности от матери, поверившей, что теперь ее малыш будет жить.
И до тех пор, пока в поселке были еще больные, он, как ни в чем не бывало, делал им инъекции, и они или их родственники благодарили его перед смертью.
Потом с ним столкнулся старший бригады из центра.
- Где вы взяли столько вакцины, Бор? - удивился он. - Или вы просто уменьшали дозировку? Но какой в этом смысл?!
Снайдеров растянул почерневшие, потрескавшиеся губы в непонятной гримасе.
- Нет, - сказал он. - Это была не вакцина... Я вводил им витаминный раствор. Аскорбиновую кислоту, понимаете?
- Но зачем? - не понял старший.
- Эх вы, - с горечью произнес Бор. - А еще медик... Они должны были знать, что их спасают - всех, без малейшего исключения. Они не должны были догадаться, что кое-кому из них суждено умереть просто потому, что всех спасти невозможно.
- Но это же сознательный обман больных! - воскликнул медик из Центра. Как вы могли, Бор?! Это - преступление!
- Да, - согласился Снайдеров, глядя коллеге в глаза. - Вы правы. Это преступление. Ему, разумеется, нет разумного объяснения. И оправдания тоже. Если не считать какого-то паршивого гуманизма. А что делать? Наступило невероятное и страшное время, когда спасать людей становится практически невозможно, и единственное, что нам остается, - это хотя бы спасти остатки гуманности в самих себе. А вы что, так и сидели сложа руки, констатируя смерть за смертью?