Старший опустил голову.
- Нас скоро сменят, - глухо сказал он. - Целых две бригады. Они будут здесь через полчаса. Они должны привезти УВ.
Но Снайдеров его уже не слышал. Он умудрился заснуть стоя.
10
Уже утром, когда эпидемию все-таки удалось затормозить, оказалось, что в баке скутера Снайдерова осталось слишком мало горючего, чтобы добраться до дома. Хорошо, что джампер с бригадой Горна - так звали того старшего, который первым прибыл на помощь Бору, - еще не улетел, и Снайдеров попросил спасателей подбросить его...
- Без проблем, Бор Алекович, - заверил Горн. - Залезайте!
Натужно свистя изношенной турбиной, джампер нехотя оторвался от земли, подняв снежную бурю вокруг себя, и устремился в серое небо.
Они шли на небольшой высоте, откуда рассмотреть что-либо было невозможно. Земля мелькала внизу сплошной белой полосой, изредка перечеркнутой штрихами деревьев и пунктиром кустов. Дороги давно не чистили, и они тоже были белыми от снега.
- Скажите, Горн, - вспомнил Снайдеров, доставая из кармана карточку с изображением своей семьи, - вы ничего не знаете об этих людях? Они жили в том поселке, куда вы заглянули перед тем, как прибыть мне на помощь.
Старший мельком глянул на снимок.
- Нет, - сказал он после короткой паузы. - Нет, не встречал.
- Дайте я посмотрю, - вдруг сказал из-за спины Снайдерова один из спасателей. - Я там многих из домов выносил... мертвых...
Он взял фото и задумчиво поцокал языком.
- Вы знаете, кто-то из них конкретно через меня проходил, - сказал он немного погодя. - Кого-то я все-таки тащил, но вот кого - не помню. Слишком много их там было. А кто это такие?
Снайдеров тупо смотрел на него, не в силах ответить.
Из оцепенения его вывел голос пилота, который осведомился, куда именно подбросить Бора.
Снайдеров сказал. ? в салоне наступила тишина, нарушаемая лишь скорбным плачем турбины.
- Извините, Бор Алекович, - сказал Горн. - Я должен был сам догадаться, но... После такой ночки запросто чокнуться можно! - Он вдруг развернулся всем корпусом к парню, который вмешался в их разговор, и бешено проревел: - А ты, Бруно, давай вспоминай! Хоть все мозги себе разбей на части, но вспомни, понял? Не будешь в следующий раз вякать чего не следует! .
- Ничего, ничего, - вежливо сказал Снайдеров. - Не надо вспоминать. Не стоит. Парень не виноват.
Он закусил губу, не чувствуя боли, и тут в глазах его что-то произошло, и мир стал размазываться, превращаясь в одно сплошное пятно, и требовалось слишком. много сил, чтобы вновь различать предметы. Сил у Снайдерова уже не было.
- Что с вами, Бор Алекович? - потряс Снайдерова за плечо Горн. - Вам плохо?
- Долго нам еще лететь? - вместо ответа спросил Бор, с трудом двигая губами.
- Да нет, - сказал пилот. - Сейчас мы мигом...
Но добраться до поселка, где жил Снайдеров, им было не суждено. Через минуту дышавшая на ладан турбина джампера окончательно "сдохла", по выражению пилота, и им пришлось садиться прямо на заснеженное поле. Посадка прошла удачно, если не считать сломанного шасси, и все не только остались в живых, но даже не получили синяков.
Горн связался с Центром, и диспетчер пообещал выслать за ними "аварийку".
До поселка Снайдерова оставалось километров пять, если идти по полю напрямик, и Бор не захотел больше ждать, хотя его уговаривала вся бригада.
Проваливаясь в снег, который местами доходил до колен, Снайдеров двинулся в направлении своего поселка. Он отошел от джампера на пару километров и, когда оглянулся в очередной раз, еле разглядел его точку на заснеженной равнине. Потом начались "пологие холмы, и машина вообще скрылась за горизонтом.Зато впереди на горизонте возникли крошечные коробочки домов и коттеджей, и Снайдеров невольно ускорил шаг.
Ему удалось довольно ходко пройти еще двести метров, а потом ноги вдруг подкосились и совсем перестали повиноваться. Вначале Бор приписал бунт конечностей своей усталости, но чем больше он сидел на снегу, тем все меньше у него почему-то оставалось сил. Потом разом наступил прямо-таки космический холод, и зубы сами собой залязгали, а тело затряслось противной дрожью. В глазах помутилось, и к горлу подкатила тошнота.
Снайдеров понял, что он заразился той самой болезнью, с которой сражался в течение последних пятнадцати часов. Это было так обидно и нелепо, что на глаза сами собой навернулись слезы.
Неужели он не дойдет до поселка, подумал он о себе почему-то в третьем лице. Неужели останется коченеть в этом жутком бесконечном поле, когда до дома осталось рукой подать?!.
Этого нельзя было допустить. Даже если тот парень-спасатель не перепутал и ему действительно пришлось переносить трупы семейства Снайдеровых, все равно кто-то должен был выжить! И неважно, кто уцелел: жена или кто-нибудь из детей в любом случае Бор был нужен этому родному человечку. Очень нужен!
Дрожащей рукой медик нашарил свой чемоданчик. Сам не зная зачем, открыл его и порылся в инструментах и принадлежностях. И вдруг...
Он не поверил своим глазам, но она действительно была там. Каким-то образом она закатилась в пакет со стетоскопом и поэтому уцелела. Ампула с универсальной вакциной, нераспечатанная, полная целебной жидкости.
Снайдеров вставил ампулу в инъектор и поднес его диффузное жало к своему предплечью. Но вместо того чтобы нажать кнопку активации, задумался.
Отуманенное вирусом сознание продолжало работать. И результатом этой тяжкой работы стала мысль:
"А ведь эта ампула могла спасти жизнь кому-нибудь другому, но по чистой случайности не попалась тебе на глаза этой суматошной ночью. Только кто поверит, что ты не утаил ее, не приберег специально для себя в качестве НЗ?"
От этой идиотской мысли стало совсем скверно, и тогда Снайдеров сделал инъекцию. Жидкость с легким шипением всосалась в руку, и ему сразу стало хорошо. Легко и беззаботно. Словно туман окутал его со всех сторон, укрывая от холода и проблем...
Бор не знал, что никакой ампулы в его чемоданчике не было, что ему это привиделось в болезненном бреду. Впрочем, это уже не имело никакого значения.
Где-то рядом раздались странные звуки. Словно
кто-то выл.
Совершенно не к месту Снайдерову вспомнились стихи, которые однажды сочинил Рид, его старшенький, - он с детства обещал быть неплохим поэтом. Бор не знал, какие переживания могли побудить девятилетнего малыша придумать такие мрачные строки, но это действительно случилось. Тогда он раскритиковал опус юного дарования, что называется, в пух и в прах, а сейчас с мистической ясностью осознал: это было не что иное, как прозрение, предвидение того, что уже случилось и еще должно было случиться со всеми ними.
Снова осенний холод ?бил комаров и мух.
Вновь одинокий город От слез и дождей опух.
Ревел он, как гуманоид, Я понял, когда он смолк,
О чем так упрямо воет ? холодные ночи волк.
Не о том, что он очень мерзнет,
А о том, что всегда один,
Что по-прежнему в небе звезд нет,
А луна красна, как рубин.
Не войте, города и волки!
Я,как и вы,одинок.
Меня, как и вас, по холке
Погладить никто не смог...
Интересно, жив ли сейчас Рид?
Вой повторился. Напрягая зрение, Снайдеров вгляделся в поземку, но различил лишь какие-то неясные силуэты.
Когда его сознание в очередной раз прояснилось, силуэты были уже совсем рядом с ним, и теперь он отчетливо видел, что это вовсе не волки, а тощие облезлые собаки разных пород и мастей. В последнее время они дичали, будучи в массовом порядке изгнанными людьми из городов и прочих поселений, и сбивались в огромные стаи. Кормить их все равно было нечем. Многие псы вынуждены были начать бродячий образ жизни, когда их хозяева умирали.
Бор смотрел на собак, которые подступали к нему все ближе и ближе, но не ощущал ни страха, ни ненависти к ним. И когда псы стали рвать клыками его тело на части, захлебываясь зараженной вирусом кровью, сквозь жуткую последнюю боль он успел еще подумать: