создавать музыку только тогда, когда нам заблагорассудится, без лишних хлопот с
дедлайнами или выполнением требований.
Слава больше не стояла на пути, оставалось лишь одно препятствие. Амбани. В
результате шокирующего поворота событий, ситуация разрешилась сама собой. Или
так я думал. Я списал Амбани со счетов, считая его гиблым делом. Не было смысла
бить мертвую лошадь, потому что Амбани сам вышел из игры.
Оказалось, что моя ошибка заключалась в том, что я преуменьшал преданность Пии
ему. Как бы я ни пытался стереть из памяти тринадцать лет, которые они провели
вместе, Пия хотела завершения. И мне было неприятно это признавать, но я понимал, что она может бороться со мной на каждом шагу, пока не получит его. Пия, должно
быть, уже видела Амбани и была посвящена в ситуацию.
Мои глаза горели яростью, челюсть крепко сжалась в угрожающей гримасе. Я хотел
трясти Пию до тех пор, пока она не перестанет заботиться об Амбани. Мое
напряженное тело двинулось к стеклянной двери, готовое выбить её, если Пия не
откроет мне.
Почувствовав тяжесть моего взгляда, Пия опустила зеленую садовую лейку и
повернула голову в поисках источника. Между ее бровями пролегла глубокая морщина, а спина выпрямилась, когда она выглянула через стеклянные двери своей террасы.
Пия поймала мой взгляд, когда я появился в поле зрения. Даже отсюда я мог видеть, как у нее перехватило дыхание. Она покачала головой, словно прогоняя мое
присутствие или прося меня не делать того, что я задумал. Пия предполагала, что за
ее действия последует расплата. Она была права.
— Аксель, - произнесла она из-за стекла. Я ожидал, что ее голос будет приглушенным.
Вместо этого я услышал ее громко и отчетливо, несмотря на разделяющую нас дверь.
Взглянув на верх стеклянной стены, я увидел открытую форточку, обеспечивающую
циркуляцию воздуха внутри. Похоже, терраса не была частью центральной системы
кондиционирования в доме.
В отличие от комнаты, воздух между нами был густым от напряжения, горячим, гнетущим и тяжелым. Я шагнул ближе. Гладкая кожа, мягкая, как бархат, вызывала у
меня желание протянуть руку и прикоснуться к ней. К черту. Я прикоснусь к ней.
— Открой дверь, Пия. - Мой голос был низким, как раскат грома, каждое слово
сопровождалось резким вдохом, пока я пытался контролировать свой гнев. Я знал, что
она прекрасно слышит меня через дверь.
После того, как она оправилась от шока, вызванного нашей встречей в Чикаго, на ее
лице появилось задумчивое выражение. Она стояла высокая и вызывающая за
стеклянной стеной, ничуть не обеспокоенная моим требованием.
— Открой эту чертову дверь, пока я ее не выломал. - Словно предзнаменование рока, мой голос эхом разнесся за дверью. Я глубоко вдохнул, мгновенно приходя в себя. —
Мы это обсуждали, - я попытался звучать благоразумно, несмотря на кипящую во мне
ярость. — Бежать бессмысленно, потому что спрятаться негде. У тебя не хватит духу
смотреть, как я уничтожаю людей, которых ты любишь.
Ее взгляд был полон решимости, губы сжались в тонкую линию с непоколебимым
намерением.
— Я сбежала, потому что должна была узнать, что происходит.
Я ухмыльнулся упрямству в ее голосе.
— Ты нашла то, что искала, принцесса?
— Ты знаешь, что да, - прошептала она. — Я никуда с тобой не пойду.
Уголки моего рта изогнулись, когда я уставился на Пию с безмятежным спокойствием.
Пришло время раскрыть ей все карты. Я не хотел прибегать к этому, но она выкрутила
мне руки.
— Ты уверена, принцесса? Мы так и не удосужились открыть папку Поппи. Разве ты не
хочешь знать, что я узнал о твоей дочери?
Глаза Пии больше не были карими и решительными, они стали черными, как
штормовое море. Она крепко сжала кулаки по бокам, руки дрожали. Давление в ее
венах, казалось, готово было лопнуть в любой момент.
Мой грозный взгляд не тронула ее невысказанная просьба не вмешивать в это дело
Поппи.
— Если ты не будешь усугублять ситуацию, я не стану рассказывать всему миру о том, что узнал о Поппи. - Великодушно предложил я. — Только на этот раз я забуду о
расплате за промах. Ты немного повеселилась. Теперь пора возвращаться домой.
Открой эту дверь.
От ее тела исходило слабое свечение. В воздухе стояла тишина и спокойная
неподвижность. Я знал, что это значит. Пия не станет выполнять мое требование.