чувства и подбадривали ее, бросая на сцену купюры.
Единственные глаза, не обращенные на Похотливую Мисси, принадлежали мужчине
рядом со мной. Сердце бешено заколотилось в груди, когда я обнаружила, что он
уставился на меня.
— Почему ты смотришь на меня?
Он пожал плечами.
— Мне нравится смотреть на тебя.
Независимо от того, как часто он делал это сегодня, я была ошеломлена его
неизменной жестокой честностью. Иногда я не знала, что с этим делать.
— Я завидую твоему отсутствию фильтра, - призналась ему.
— Ты можешь стать такой же, как я, - намекнул он. — Никаких фильтров. Никаких
заморочек. Стань открытой книгой, принцесса. И начни с того, что назови мне свое имя.
Я откинула назад голову и искренне рассмеялась. Я не могла в это поверить. Мой
невероятно дерьмовый день превратился в более или менее сносный. На самом деле, теперь я смеялась так сильно, что у меня выступили слезы.
— Ты никогда не сдаешься, да? - спросила я, вытирая влагу с уголка глаза.
Мой смех едва ли убедил его отказаться от своей цели.
— Если ты не хочешь называть свое имя, тогда расскажи мне все остальное о себе.
— На это уйдет вся ночь. Я должна закончить этот список к понедельнику.
— Ты умираешь в понедельник?
— Ну, нет...
— Тогда, полагаю, у нас есть время. Говори.
Напористость в его голосе вызывала у меня желание открыться. Что в нем было
такого властного и в то же время успокаивающего?
Сделав еще пару глотков, я обнаружила, что принимаюсь за рассказ, начиная со
своего детства.
Зайна Миттал хотела только одного ребенка, но случайно у нее оказался запасной.
Предполагалось, что она покончит с этой главой своей жизни, поскольку Милан уже
вырос. Последнее, на что она рассчитывала, - это заботиться о малыше, пока ее
карьера была на подъеме. В результате большую часть детства мною занимались
няни.
В наших отношениях с самого начала была трещина. У мамы и Милана уже была
устоявшаяся связь, в которую я никогда не могла внедриться. Милан стремился стать
финансовым контролером, как и мама. Они взволнованно говорили о колледжах, а
позже о том, в какие фирмы он будет подавать документы. Между тем, я рано проявила
интерес ко всему, что связано с искусством. Искусство не считалось респектабельной
профессией, и мама настаивала на выборе практической карьеры, такой как
управление активами или медицина. Ничего не вышло. Мама никогда не видела
смысла в поступлении в Джульярд, и даже после того, как престижная степень помогла
мне заявить о себе, она часто выражала недовольство моим выбором.
Амит Миттал, в свою очередь, был мужчиной с кроткими манерами. Папа никогда не
критиковал меня, что я очень ценила. Он не был заинтересован во вмешательстве в
семейные дела и часто следовал маминому примеру в тех случаях, когда меня
избегали, а я ненавидела это.
Несмотря на разногласия в отношениях с родителями, мое детство было в целом
удовлетворительным, с хорошими и плохими воспоминаниями. Моя
привилегированная жизнь не знала настоящих трудностей до тех пор, пока не ушла из
жизни моя Dadi. Она была отличным поваром, и я научилась делать то же самое,
следуя за ней по кухне. Я питала слабость к Prada и Louis Vuitton, блестящим вещам и
всему розовому. У меня не было долгосрочных целей, и когда Аксель спросил о моем
пятилетнем плане, единственной мыслью, пришедшей мне в голову, была покупка
коллекционной модели пианино, которая привлекла мое внимание.
Аксель не отрывал взгляда, пока я изливала душу. Он слушал с таким напряжением, что у меня внутри все дрожало в разные моменты разговора. Что-то незнакомое
усилило страх в моей груди. Эта ночь закончится раньше, чем я успею опомниться, как
и безраздельное внимание этого мужчины. Странная печаль охватила меня, я уже
оплакивала потерю. Полное внимание Акселя было непохоже ни на что, что я
испытывала раньше. Несмотря на полуголых официанток и полностью обнаженных
женщин на сцене, его взгляд ни разу не блуждал. Он был сконцентрирован, сосредоточен... почти на грани одержимости. Он хоть раз моргнул?
Я смутно слышала объявление, приветствующее появление на сцене Плюшевой
Кэнди. Вокруг нас раздавались одобрительные возгласы, но они казались
приглушенными на фоне более важного разговора, происходившего в этой красной
угловой кабинке. Аксель все еще не сводил с меня глаз, когда к нашему столику