Девушки возмутились.
— Уйди, Василий! — закричали одновременно. несколько резалок.
— Чего пристаешь?! Плотовому жаловаться будем, чтобы убрал тебя…
— Я сегодня поговорю в ячейки — сказала Наташа. — Будем просить заведующего уволить тебя с промыслов. Ты на работаешь, ты только мешаешь другим.
— Задаешься! — огрызнулся парень. — Умной стала, как в комсомол вступила, поиграть нельзя.
На шум подошел плотовой. Девушки пожаловались.
— Ты пойдешь на Красную, к холодильнику, — сказал плотовой парень. — А если и там будешь мешать другим и лодырничать, придется с промыслов уйти. Это поимей в виду.
Василий свернул козью ножку, покосился на Наташу.
— Не хотите, значит, с нами знаться, с безграмотными. Это, значится, на заметку возьмем…
Отшвырнул попавшегося под ногу сазана и, забрав тачку, отправился на другой конец плота.
II. Кража
На «икорной» было спокойнее и тише. Здесь не работали черпаки, и на плоту не бились тысячи рыб.
Медленно втаскивали на плот огромных, щурящих свиные глаза белуг, тупорылых осетров, утконосых зеленых севрюг с колючим панцырем на спине и гладких, жирных белорыбиц с удивительно маленькой головой на мечеобразном теле.
Когда Василий подошел к «икорной», на плот выкинули толстую белугу. Шлепая по доскам хвостом, белуга переваливалась с боку на бок, бурно вздымая полукруглые коралловые жабры. Двое рабочих деревянными дубинами усыпляли рыбу. Они наотмашь били ее по уродливой голове, и только после нескольких ударов тяжелой «балды» рыба уснула. Черные искрящиеся пласты икры выползли из распоротого брюха и упали на сита, повиснув виноградными лозами.
Нагрузив тачку опорожненной от икры севрюгой, Василий выехал с плота и покатил груз по берегу, к холодильнику. Стены его дышали морозом. Василий толкнул дверь и вошел. Рабочие — в белых халатах, надетых поверх ватных тужурок, и в нелепых летом рукавицах укладывали на покрытые снежной пылью железные трубы, по которым проходил аммиак, еще шевелящихся судаков, севрюг, осетров… Здесь сухой заморозкой приготовляли «пылкую рыбу». Она привозилась живой и, замерзая, сохраняла свой блеск и остро торчащие плавники.
Выгружая в общую кучу севрюг, Василий сам выкрикивал счет и оставил на тачке двух увесистых рыб, прикрыв их от посторонних взглядов сеткой. Катя впереди себя тачку, он вышел из холодильника. Приятно потянувшись под солнечными лучами, повернул в сторону от плота к «вешалам», на которых гирляндами серебряных стрел висела просоленная рыба.
После шума промыслов здесь было особенно лихо. В конце длинного ряда стоек бродил сторож, лениво отгоняя вороватых ворон, норовящих вырвать из гирлянд, спускающихся почти до самой земли, сохнущую рыбу.
Василий вытащил из тачки украденных севрюг и спрятал их, закопав в кучу желтой отработанной соли. Бегом спустился с полегчавшей тачкой к плоту и озабоченно принялся грузить рыбу, жалуясь старшему:
— Ну и мороз в холодильнике, едва пальцы не отморозил… Здесь работа тяжелая; с мороза — на жару, с жары — на мороз, замаешься!
III. Подслушанный разговор
Вечер был холодный. Ранняя весна давала себя знать. Днем солнце припекало горячо, а с закатом зябко, по-весеннему еще тянуло с реки холодом и сыростью. Волга очистилась ото льда в низовьях, а севернее Астрахани реку все еще сковывал тугой лед. Вода прибывала медленно. Ловцы вздыхали.
— То ли затор где, то ли снега не тают ладом. Шибко разольет реку.
На промыслах зажглись огни На другом берегу полыхал костер и над ним стояло шатающимся столбом розовое зарево. На промысловой кухне пыхтели под котлами форсунки. Пахло рыбой и нефтью.
Наташа вышла с собрания комсомольской ячейки поздно. Собрание затянулось. Обсуждали вопросы рационализации, молодежь спорила и волновалась.
Путина была жаркой, и промысел едва справлялся с обработкой рыбы.
На собрании Наташа горячилась больше других.
— Нужно как следует наладить работу — говорила она, — Парни больше курят или балуются, а дело стоит. Рыба ждать не будет!
Ячейка решила организовать комсомольскую ударную бригаду и созвать собрание промысловых, на котором поставить вопросы рационализации и уплотнения рабочего дня. Наташа возвращалась в барак под впечатлением собрания. «Завтра начнем организацию бригад. Ребята пойдут — здесь много хороших работников».
Где-то в верховьях реки густо рявкнул пароход, и застонала запоздалая гармонь. Невдалеке затарахтела телега. Она вынырнула из-за конторского общежития и остановилась у лежащей на боку старой рыбницы.
«Кто это еще ночью ездит?» — подумала Наташа и прислушалась.
— Тебя ждать — весь табак скуришь, — услышала она голос Василия.
— Малость замешкался, — ответил незнакомый. — А что у тебя сегодня?
— Мешок разной: судак, лещ, — сказал Василий, — и немного севрюги.
Наташа незаметно подошла ближе.
Зашуршала береговая галька, и Василий выволок из рыбницы туго набитый мешок. Скрипнула телега, конь фыркнул и попятился.
— Но, запрыгала, — дернул вожжами приезжий, — все плясала бы, да плясала, а ходить мочи нет…
— Тише ты, Митрий, — остановил Василий, — ненароком сторож подойдет.
— Что мало красной, только четыре? — спросил Митрий, укладывая в телегу рыбу. — Не постарался.
— Пойди больше достань. Красная не судак — счетом идет. Ладно, езжай, и так запоздали.
Телега заскрипела и, стуча колесами о визжащий щебень, шагом поехала вдоль берега.
Наташа вышла на дорогу и побежала наперерез. Ей хотелось догнать Василия и заставить его вернуть Митрия с украденной рыбой. Она шла на огонь его папиросы, но огонек вдруг взлетел на воздух, описал дугу и, ярко вспыхнув, упал на землю. Наташа остановилась:
«Будить кого-нибудь — поздно, да, пожалуй, и не к чему. Темно, не догонишь эту телегу» — подумала она и пошла к женскому бараку.
IV. Два договора
Утро встало мокрое. Накрапывал дождь. Рыба, уснувшая за ночь, была неприятно скользкой и липкой.
«Мало все-таки нас», — думала Наташа# следя за одинокими на огромном плоту комсомольцами-ударииками, приготовляющими тачки и носилки к выходу рабочих.
Бессонная ночь не прошла бесследно. Хотелось спать, пробирал озноб.
Прошел секретарь ячейки.
— Сергей, — остановила его Наташа, — я вчера видела, как один из наших рабочих продавал украденную рыбу.
— Кто? — круто повернулся на каблуках секретарь. — Вот сегодня перед всеми рабочими его… Кто это?
— Что ты хочешь сделать?
— До начала работы соберу промысловых и сейчас же выгоним его вон. Здесь воров не нужно. Я не пойду к администрации… Пусть сами плотовые вышвырнут его с промыслов!
— Тогда я не скажу, — возразила спокойно Наташа.
Секретарь опешил.
— Что же из этого выйдет? — спросил он. — Ты дашь ему повод еще раз украсть.
— Совсем нет, — ответила Наташа, — но выгнать сразу легко. Парень из деревни, неграмотный. Я хочу поговорить с ним, Сережа.
— Ну, как хочешь, — сдался секретарь. — Обещаю: я ничего не буду делать, только скажи его фамилию. Мы хоть будем посматривать за ним.