Он замолчал, и не растрогалась мраморная Афродита, не растрогался английский офицер, притаившийся за ней. С точностью фонографа запомнил сэр Джемс, что постановил в тот вечер комитет после речи молодого индуса. Комитет решил: оказывать всемерную помощь повстанцам, захватившим линию железной дороги в районе Калькутты; возобновить запас оружия в музее (накануне отправили повстанцы партию оружия, хранимую в музее); не расходиться из музея до появления колонн вечерней демонстрации, которая должна пройти через площадь, где помешается музей; присоединиться к демонстрации — охранять ее силой оружия в случае столкновения с полицией.
Горячее человеческое дыхание перестало обжигать мраморную спину Афродиты: неслышно ступая на мягкие носки сапог, сэр Джемс вышел из зала. Через несколько минут он постучал в дверь кабинета профессора Алимара и, не дождавшись приглашения, вошел.
— Мне придется потревожить вас, профессор, — сэр Джемс старался говорить спокойно, но в голосе его помимо воли звучала долго сдерживаемая злоба, — придется принудить вас пробыть наедине со мною несколько минут, после чего вами займутся в соответствующем месте.
Не шевелясь, не изменяя позы, профессор Алимар посмотрел на англичанина. Взгляд его не выражал ни страха, ни удивления — казалось, он был подготовлен к происшедшему, с минуты на минуту ожидал этого.
Сэр Джемс подошел к телефону и, не сводя глаз с профессора, вызвал конт-разведку.
— Алло! Роуленд? Говорит Бенет. Распорядитесь выслать к музею броневой автомобиль и отряд особого назначения. Да немедленно. Мною обнаружено здесь логовище бунтовщиков. Они сейчас заседа…
Сэр Джемс не договорил. Неожиданная темнота ударила по глазам, как тяжелый кулак. Огненный нож выстрела разрезал на секунду темноту. И через секунду сэр Джемс метался по кабинету в борьбе с мебелью, хватающей его за ноги, ударяющей в грудь. Никогда не думал он, что в комнате столько мебели! На каждом шагу она подстерегала его, как враг. Расточая проклятия, как удары, с револьвером в руке, стиснутым до боли в ладони, он наконец добрался до двери. Дверь оказалась запертой. Дубовая с острыми рельефными украшениями дверь не поддавалась его свирепым напорам. Он очутился в западне…
Коридор, ведущий из квартиры профессора в музей, был нескончаем… Сколько в нем было километров? Тысячи… тысячи… тысячи… коридор разворачивался, как бесконечная дорога, бегущая милю окон курьерского поезда. Профессор Алимар шел по коридору, шатаясь, вытирая стены сюртуком. Шел, стиснув зубы, ощущая на пальцах руки, прижатой к правой стороне груди, липкую, горячую кровь…
Коридор кончился неожиданно — выбросил профессора на порог залы, как выбрасывает туннель простреленный темнотой поезд на простор и свет поля…
Блестящий мраморный пол залы качнулся и поплыл вверх. И с пола, ставшего потолком, ринулись на профессора человеческие лица…
Лихорадочным взглядом профессор обвел окружающих его, склонившихся над ним людей. Он лежал на полу. Сознание прояснилось так же внезапно, как и покинуло его. Джагат приподнял отца за плечи. Собрав последние силы, профессор сказал:
— Полиция… предупреждена… спаса…
На площади загремели выстрелы. Зазвенели разбитые пулями стекла.
— Поздно! — сказал Джагат.
На площади гремели выстрелы, сжатая тисками домов билась толпа демонстрантов. Ворочая круглыми башенками, захлебываясь пулеметным огнем, шел на толпу броневик. Толпа хлынула за ограду во двор музея, высадила двери, разлилась по всем залам…
Склонившись над отцом, Джагат жадно слушал его прерывистый шопот.
— …подвале… оружие… арсенала…
Джагат выпрямился. Голосом, покрывшим выстрелы, голосом, властным и убеждающим, вселяющим веру и мужество, он повел за собою толпу.
Люди, которых расстреливали как беззащитное стадо, пошли за ним; он обещал им спасение, победу…
Старинными секирами, сорванными со стены, разбили двери подвала. С разбега, не глядя, не думая, разбирали сваленные в углу мушкеты, щиты и мечи.
Молодой рабочий — перебитая пулей рука висела у него как плеть — вез к выходу из подвала маленькую старинную пушку на колесах. Старик с седой окровавленной головой выбежал с заржавленным мечом в руках из подвала в зал. Шершавым пальцем пробовал старик заржавленное лезвие меча, причмокивал укоризненно языком. Мраморный Платон кстати встретился ему ка дороге. Движимый неудержимой яростью битвы, старик стал точить о мрамор меч.
Юноша-индус в студенческой фуражке в оцепенении смотрел на рабочих — со старинным оружием и щитами в руках они напоминали средневековых воинов.
Голосом, перемежающимся истерическим смехом, юноша крикнул:
— И этой рухлядью вы думаете сражаться?
Джагат ударил его кулаком по лицу.
— Товарищи, без паники! Оружие в этих ящиках…
Профессор Алимар лежал у ног Афродиты. Звенели пули, пели, визжали: разз-биваем!.. разз-биваем!.. Сумасшедшая Каури металась по музейным залам, пытаясь своим телом защитить разрушаемые пулями статуи.
Мимо профессора пробегали люди его народа, вооруженные винтовками, револьверами и гранатами. На окнах устанавливали пулеметы.
Глаза профессора меркли… Из горла вырвалось хрипение. Египетская царица Клеопатра подложила под голову профессора твердую и холодную руку…
«Это — смерть», — подумал профессор. Фараон Рамзес склонил над ним угольное лицо свое.
— Века проснулись, — прошептал он.
Профессор перестал дышать.
Высунув дуло пулемета из окна, Джагат Алимар пропустил первую ленту.
О КОМ ГОВОРИТСЯ В РАССКАЗЕ «РАМЗЕС»
Лорд Ирвин — генерал-губернатор или вице-король Индии, представитель английского короля. При нем находится совет министров. Ни вице-король, ни совет не несут ответственности перед индийским законодательным собранием.
Рабиндранат Тагор — знаменитый индусский поэт, пишущий по-английски и по-индусски, прославившийся своими лирическими песнями («Гитанджали», «Садовник») и получивший в 1913 г. Нобелевскую премию. Вокруг Тагора группируется либеральная индусская интеллигенция, желающая освобождения женщины и уничтожения каст, не больше.