А меня за этот шухер стрелок ихний топорищем по спине. Ну, што ты будешь делать? Подхожу к другой лавке, гляжу… Ой, лишенько! Вместо денег пуговицы от моего бушлата принимают, да еще сдачи дают. Ну, разве не чувырлы?
Раттнер засмеялся. А затем сказал серьезно и строго:
— А все же через Прорву есть путь. И мы найдем его. Как? По «Книге Большого Чертежа»!
Косаговский посмотрел пытливо на Раттнера. Лицо его смутно белело в полутьме сумерок. Но все же видна была глубокая морщина, пропахавшая лоб от корней волос до переносья.
— Я догадываюсь, о чем ты говоришь! — сказал летчик. — Восстание? Но сколько времени уйдет на подготовку его?
— Не так много, как ты думаешь!
— Ты, Николай, мало считаешься с уровнем общего развития новокитежан, — заговорил Косаговский, — с их еще не добудившимся классовым сознанием.
— Знаю! — передернул нетерпеливо плечами Раттнер. — Старцы, эти полуграмотные ханжи и лицемеры, сотни лет держали в повиновении новокитежан. Но теперь готово лопнуть терпение даже и этих безответных рабов религии. Для успешной революции в новокитежоких условиях нужна лишь небольшая, но тщательная подготовка да повод к восстанию, и половодье это захлещет, затопит кремль!..
— Скитским старцам прежней веры не будет! — уверенно вмешался в разговор Истома. — Связали они народушко по рукам и ногам, да гнила их вервя, не лопнула бы часом! Не полететь бы самому киновеарху вниз головой с Крестовой башни.
— Молчи уж, шалый! — замахнулся на Истому поп. — Мелево пустое! В хозяйстве мужицком, и то без большака нельзя. А как же нам-то, сиротам, без посадника да киновеарха быть? Раби есте!..
— Мало тебе, видно, посадник хребет кнутами чесал, — с вызовом ответил Истома. — Бить били, а ума не вколотили! Нечего рожу-то косить, правду сказываю! Не век же под твоим посадником да киновеархом сидеть. Осатанело так-то, в жизни пасынком ходить. Будет когда-нибудь и наша большита[11]).
— Ишь, оптик! — подмигнул одобрительно Истоме Птуха. — Крой до победы его, халтурщика!
— Мудрствуешь лукаво! — не сдавался «халтурщик». И даже напустил на себя строгость. — Питинью[12]) наложу! Иль возьму вот лестовку да отхлещу тя, супостата, во славу божью!
— А иди ты, поп, к Елене-маме! — цыкнул вдруг сердито на Фому Птуха. — Нам с твоим посадником все едино брагу вместе не пить. А свернуть ему голову на сторону, это мы завсегда можем. Понятно?
Косаговский, слушавший внимательно спор деда с внуком, невольно рассмеялся при таком неожиданном заключении. А затем подошел к Раттнеру и, положив руку ему на плечо, тихо сказал:
— Я тоже верю в успех восстания, Николай. Начнем же дело! Приказывай, за что, во-первых, приниматься?
— Поговорим после, — ответил сдержанно Раттнер. — Здесь не место!
VII. За и против
«Итак, решено — восстание!
Теперь Клевашный работает по указаниям Раттнера. Без его помощи нам не удалось бы установить связь с новокитежскими трудящимися. При всей своей ненависти к купцам, они все же чуждались нас, мирских еретиков. А теперь благодаря Клевашному дело подвинулось настолько, что на-днях мы устраиваем собрание, подпольное, конечно, шахтеров и «рукодельных людей», то-есть рабочих новокитежской металлообрабатывающей промышленности…
Новокитежские трудящиеся ощупью, вслепую ищут путь классовой борьбы. Им надо помочь в этом, указать, разъяснить!
А возможности для восстания действительно громадные.
Теперь киновеарх — номинальный глава республики. А реальная власть сосредоточена в руках посадника новокитежского президента.
Посадник — ставленник купцов, но он и сам один из крупнейших местных негоциантов, ведущих торговлю с заграницей.
В помощь посаднику имеется «совет министров», состоящий из стрелецкого головы (военный министр), хранителя ларя Владычного Креста (министр финансов), дьяка Дячьей избы (министр полиции), старосты рудознавцев (министр труда) и… палача. Последнего не знаю, как титуловать, министр убийств, что ли! Посадник, кроме должности президента, по совместительству несет обязанности министра юстиции и внешторга. Между прочим, министерством полиции и финансов ведает интереснейшая личность, умнейший человек Ново-Китежа, дьяк Кологривов. Министерств индел, путей сообщения, почт и телеграфов нет, за неимением внешних сношений, путей сообщений, почт и телеграфа. Нет также министерств здравоохранения и просвещения. Здравоохраняют новокитежан ворожеи, колдуньи и колдуны, а просвещают папы, в роде «халтурного иерея» Фомы.
Этот «государственный аппарат» лег тяжелым гнетом на плечи трудящегося населения. Главный способ угнетения— налоговая политика.
Купцам нужны только меха, единственный предмет вывоза, единственный товар, которым они торгуют с заграницей. Вследствие этого любой новокитежанин, будь он крестьянин, рыбак или «рукодельный человек», прямые налоги должен платить только мехами, отдавая за них охотникам продукты своего производства— хлеб, утварь, пищали, порох, носильное платье, обувь и т. д.
Прямой налог называется «соболиным окладом» так как единица измерения податей — соболь.
Но кроме «соболиного оклада», то-есть прямого налога, существуют еще косвенные. Налоговый пресс завинчен до отказа. На налоговой политике новокитежские власти и сломают себе шею. Непомерными поборами они сами раздувают пламя мятежа.
Но из кого же состоят эксплоатируемые новокитежские классы? Грубо, по роду профессии их можно разделить на крестьян, рыбаков, охотников-зверобоев и «рукодельных людей», то-есть рабочих.
Крестьяне — наиболее отсталая масса, хотя и наименее эксплоатируемая. Купечество безусловно живет и за счет прибавочного труда крестьянства; но при новокитежском натуральном хозяйстве количество этого труда ограничивается небольшими размерами. Хлеб не продается за пределы Ново-Китежа, товарное хозяйство здесь еще не развилось, а поэтому на покупку «соболиного оклада», или, как сами крестьяне выражаются по-старинке, — «на тягло», то-есть уплату налогов, они отдают не больше трети своего урожая.
Поэтому местное крестьянство, живущее очень зажиточно, не знающее ужасов крепостничества, а кроме того, разбросанное по тайге, по глухим заимкам и починкам, не может быть использовано нами для восстания.
Охотники-зверобои, особенно жестоко эксплоатируемые, к тому же меткие стрелки из пищалей и луков, прекрасный материал для войск повстанцев. Но как собрать их, как вызвать из тайги ко дню восстания? Раттер ломает сейчас над этим голову…»
«Главная же наша надежда, наша «красная гвардия», — это новокитежские «рукодельные люди», очень многочисленные и собранные воедино в пяти концах — кварталах посада. Самые лучшие кузнецы, самые лучшие бердовщики-ткачи, седельники, сапожники, оружейники, портные и т. д. собрались в городе, так как здесь, около богатых купцов, и можно найти выгодных заказчиков.
Конечно, класса фабриканта здесь нет еще. Но купечество уже захватывает в свои руки производство старым способом раздачи сырья. Получив в долг кожу, сапожник, например, уже никому не смел продать сделанных сапог, кроме купца, который ему эту кожу дал. Новокитежская буржуазия начинает уже кое-что производить, а следовательно, «производить прежде всего своих собственных могильщиков», по словам «Коммунистического Манифеста».
Истинные пролетарии Ново-Китежа— это ровщики, то-есть шахтеры да солеломы. И те и другие работают на чужих, государственных шахтах и соляных озерах, чужими же инструментами, так как горное и соляное дело здесь монополизированы государством, а проще говоря, теми же кремлевскими купцами.