– А лейтенант Панкратов? Бандиты завезли его в лес и потребовали выдать негласного агента. Не выдал. Пытали, на спине вырезали крест, облили бензином и подожгли. И что суд? Дал им по десять лет на радость гуманной Европе. Смертная казнь-то отменена… Этим сволочам по двадцать два года. В тридцать два выйдут – в расцвете сил и в начале жизни.
Следователь знал, что лейтенант Панкратов был другом Оладько. Поэтому Рябинин поднялся, извлек из сейфа початую бутылку хорошей водки, налил полстакана капитану и себе в чашечку:
– За лейтенантскую душу…
Они выпили, закусив все теми же сухарями. Вздохнули и помолчали: может быть, в этот момент душа сожженного лейтенанта пролетела над ними. Оладько встрепенулся:
– Обидно, Сергей Георгиевич. Отдаем свою жизнь, а что слышим? Менты.
– Да вы сами себя стали звать ментами…
– Скоро будем откликаться на мусоров.
Оладько допил чай, вежливо глянул на сейф, где хранилась водка, взял свою папку с бумагами и поднялся. Рябинин спросил:
– И куда сейчас?
– В гостиницу, холодильник украли.
– Там же охрана…
– Якобы замена старых на новые, пришла бригада и вынесла. Оказалось, никакой замены не проводилось.
– Холодильник дорогой?
– В том-то и дело, что старый, вроде бы «ЗИЛ».
– Кому же он нужен?
– Отдадут за бутылку.
Рябинин усомнился: собирать бригаду, обманывать охрану, тащить такую тяжесть, рисковать – ради чего? Он бывал в гостинице, где полно вещей дорогих и компактных. Например, телевизоры – и все импортные.
– А из какого номера?
– Из сто второго.
Рябинин напрягся неожиданно и непроизвольно. В него впилась тревога, но впилась бессильно – надо было что-то вспомнить. Что? Сто второй номер гостиницы… В этом номере что-то было или кто-то жил… Но ведь там…
– Сергей Георгиевич, водка не пошла?
– Капитан, ищи холодильник!
– Само собой, – удивился Оладько.
– Ищи в земле, в воде, в яме, в подвале… Но только не в квартирах – его не продали.
– Почему?
– Потому что в холодильнике труп.
– Чей?
– Немца Коха.
16
Пожар сжег не только дом – пожар выжег что-то в ее душе. Память об отце складывалась не из его воображаемого образа, но также из предметов материальных: одежды, книг, очков… Садоводческий домик был, в сущности, отцовским музеем. Евгения Маратовна работала, старясь не подавать горестного вида. И, похоже, ей это удавалось: щеки и губы сухо стянуты, глаз же под темными очками не видно.
Мешало другое… Нет, «мешало» слабо сказано: казалось, что ее тело пропитал цементный раствор, который медленно твердеет. Тяжело двигаться, бесплодно думать… Она не могла работать.
Евгения Маратовна приучила себя отыскивать истоки: как говорил один полярник – докопаться до талого.
Ей жалко сгоревшего домика? Старенький, даже не был застрахован, на его месте она в силах построить новый, современный, коттедж…
Жалко памяти отца? Да. Но ведь остался его образ в сознании, осталась его квартира, вещи, фотографии…
Тогда что же вяжет ее тело и мозг? Стены офиса… Солнце легло на стол и отразилось на потолке желтоватым мягким прямоугольником. Нет, не стены – люди. В коллективе живет человек, живет предатель, который все доносит бандитам. Они знают о каждом ее шаге. Но кто он?
Евгения Маратовна закрыла глаза, мысленно пропуская перед собой лица сослуживцев: приятные, не очень, безразличные – разные. Да разве по лицам прочтешь?
Она вызвала начальника охраны.
– Андрей Семенович, вы способны на откровенный разговор?
– Только с вами.
– Ситуацию вы знаете… Мне угрожают по телефону, пострадал муж, провокация с наркотиками, сожгли дачу… Ваше мнение?
– Не понимаю, – вяло удивился он. – Ведь контракт пропал, и проблемы нет.
– Проблема есть: теперь они требуют, чтобы я ушла с директорства.
– Им это зачем?
– Посадят своего человека.
Начальник охраны задумался. Казалось, что думает он не головой, а всем телом, которое напряглось и приготовилось. Коротко остриженные седеющие волосы выглядели крепким белесым шаром. Взгляд равнодушно-тяжелый лег на стекло стола. От непосильной задачи он вздохнул. Она помогла ему:
– Андрей Семенович, не напичкан ли офис «жучками»?
– Вряд ли.
– А если проверить?
– Профессиональное обследование одного квадратного метра площади стоит сорок долларов.
– Мне кажется, Андрей Семенович, что есть подлец среди нас.
– Все проверены и перепроверены мною лично. Вот только секретаршей я не занимался.
– Вера? Она знает итальянский язык и умеет готовить чай по десяти тибетским рецептам, – усмехнулась директор.