– Пожалуй, мне следовало бы отправиться к мистеру Сайлио и рассказать, как вы все провернули.
– Вы это серьезно? Что ж, идемте. Я тоже с удовольствием послушаю.
– Подите прочь! – заорал я.
Вор усмехнулся и побрел своей дорогой.
Я закурил сигарету. У меня тряслись руки. Не от стыда, как раньше, в магазине, а от злости. Будь этот ворюга с меня ростом или чуть поменьше, я бы догнал его и избавил от оставшихся зубов. Надо пойти к Ливайну и потребовать, чтобы он провел инвентаризацию. Тогда сразу выяснится, что одна зажигалка похищена. Но после того как управляющий окатил меня ушатом холодного презрения, я не испытывал ни малейшего желания помогать ему.
К машине приблизился патрульный полицейский.
– Это ваша машина, сэр?
– Разумеется, моя!
– Не соблаговолите ли вылезти? Есть разговор.
Недоумевая, я выбрался на тротуар.
– Взгляните, – сказал полицейский. – Вы нарушили правила стоянки. Здесь красный бордюр.
– Ничего подобного! – возмутился я. – В красной зоне только передний бампер, а колеса далеко за чертой, и я никому не мешаю. Могли бы уж сделать мне поблажку…
– Не спорьте со мной, сэр, – устало процедил полицейский, извлекая из кармана книжечку с квитанциями. – Обычно я ограничиваюсь устным замечанием и прошу водителя переставить машину, но вам выпишу штраф за препирательства. Слава богу, у нас еще остались бдительные и ответственные граждане, как тот господин в зеленом плаще, который обратил мое внимание на вашу машину. Он же вам говорил, что вы в красной зоне, хотел помочь избежать неприятностей, а вы его не послушали, послали ко всем чертям. А еще гражданин! Ну ладно, ваше имя, сэр?
Перевел с английского А. Шаров
Андрей ШАРОВ
АНГЕЛЫ СМЕРТИ ИЗ ПАЛАТЫ «D»
Обшарпанный, густо увитый плющом фасад напоминал декорацию из фильма ужасов, чем он, в сущности, и был. Не хватало только молний, озаряющих угрюмые бастионы, да грома, который распугивал бы бесплотных духов, бродивших по мрачным коридорам. Впрочем, не хватало и самих духов: по коридорам сновали существа из плоти и крови, и при взгляде на них в голову невольно закрадывалась мысль, что в этом доме творятся страшные злодеяния. Увы, такая догадка имела полное право на существование. Более того, она была верна.
Джулия Драпаль была истинной звездой. Актриса, певица, примадонна балета венского императорского театра, она выступала на всех прославленных сценах Европы и принимала восторженные рукоплескания переполненных залов как должное. Джулия танцевала для монархов и глав государств всех пяти континентов, запросто беседовала с ними, а у себя на родине, в Австрии, была живой легендой.
Но зритель капризен, а фортуна изменчива. И если в пятидесятых Джулию Драпаль обожали все, то в конце восьмидесятых уже мало кто помнил ее имя. А в феврале 1989 года жизнь некогда знаменитой певицы и балерины изменилась самым страшным и коренным образом. Уже давно исчезли лимузины с шоферами, рассеялись восторженные толпы на тротуарах, прекратились доверительные беседы с венценосными особами, закрылись двери лучших номеров в лучших гостиницах. Но, главное, не было больше искусства. Здоровье Джулии серьезно пошатнулось, и ей пришлось оставить сцену. С годами натиск недугов делался все ощутимее, и в конце концов любящий и преданный супруг был вынужден поместить Джулию в лечебницу, поскольку уже не мог самостоятельно ухаживать за ней.
Центральная больница Лайнц располагалась в громадном здании, возведенном в 1840 году и бывшем некогда частным особняком богатого венского промышленника. В то время дом и впрямь поражал великолепием лепнины, высокими готическими окнами, дивными резными колоннами у входа и шестеркой горгулий над тяжелыми чугунными воротами. Но за полторы сотни лет эта городская усадьба пришла в упадок, окна почернели и приобрели зловещий вид, лепнина осыпалась, горгульи заржавели. Короче, при всем великолепии этого строения, было видно, что никто никогда по-настоящему не любил его и не считал своим жилищем.
Впрочем, жилищем дом этот пробыл недолго, вскоре в него въехала больничная братия, и существование здания, наконец-то, обрело высокий смысл. Одно из его крыльев было отведено пациентам преклонных лет и называлось «пятым павильоном». Сюда-то и поместили престарелую экс-примадонну Джулию Драпаль, оказавшуюся, на свою беду, весьма «трудной» пациенткой. Долгие годы болезней, безвестности и прозябания не отучили ее от барских привычек, присущих капризным «звездам». Она была взбалмошна, своенравна и требовала, чтобы медсестры и сиделки неукоснительно исполняли все ее несуразные прихоти. При малейших признаках недовольства или неповиновении голосистая примадонна начинала во все горло выдавать словесные рулады, каких не услышишь ни в одной оперной арии.