— Ты-то чего там бормочешь? — из соседней комнаты послышался голос матери, — спал бы уже — завтра не встанешь, бормотун.
Вася затих и теперь беззвучно повторял заклинание.
***
В своей московской квартире, поздно вечером, Макс-Артур сидел за кухонным столом, сложив руки на плоскости и глядя на разводы лакированного дерева.
— Пора спать, — вошла Маргарита Павловна, встав позади сына, поцеловала его в макушку, поводила руками по обнаженному торсу, поправила повязку, закрепленную на здоровом плече.
— Н-не хочу п-пока, еще рано, — Артур посмотрел на мать, — я д-думаю.
— Мы обязательно съездим к ней, как только ты поправишься. Чай будешь?
— Игорь сегодня звонил, ск-казал, что Оля п-переезжает: в к-какой-то газете написали.
— Мало ли чего пишут эти газетчики, найдем: отец все свои связи подключит, — Маргарита Павловна поставила чайник на газплиту.
— Т-ты знаешь, ск-колько у нас в стране Н-николаевых? П-пока найдем, будет п-поздно. Н-ну почему она сбежала, мам? Т-ты как женщина объясни: в-все же было х-хорошо.
— Я тоже не понимаю ее. Ты у меня красивый, умный, обаятельный, не из бедной семьи, наконец. А вдруг она испугалась чего-то? — Маргарита Павловна потянулась через стол к сыну, — что это у тебя за прыщики на лице? Аллергия? Надо позвонить завтра доктору.
— Г-где? — Артур потрогал лица, содрал один, до крови, и посмотрел на пальцы, — это у меня ст-трупья лезут.
— Типун тебе, скажешь тоже!
— Что у нас тут за ночные бдения? — на кухне появился банкир, измученный бессонницей, — один наш балбес дрыхнет с чистой совестью. Хорошо спать тому, у кого совести нет.
— Хватит его балбесом обзывать, — возмутилась Маргарита Павловна, — к твоему сведению, он целый день лекции учил.
— Охо-хох! Учил он… Пусть теперь догоняет пропущенное, юрист-недоучка. Я всегда знал, что ты его защищаешь. Лучше сделай-ка мне кофейку, дорогая. Я после него лучше засыпаю.
Отец сел рядом с сыном:
— Может тебе другую девушку найти, а? Эта, конечно, хороша. Жизнь тебе спасла, но уехала же.
— Па!
— Я шучу, пошутить нельзя? Ты мне скажи, сын, ты ее любишь или нет? — банкир, развалившись на стуле, выжидательно смотрел на сына.
— Она ник-когда за меня н-не выйдет. Н-наверное, уже слишком п-поздно.
— Я всегда знал, что ты у меня балбес. Съезди в ее Мухосранск, поговори с ней. Неужели она такая дура, что откажет тебе, неужели не хочет в достатке жить?
— Па! Т-ты все д-деньгами меряешь. Если бы я ей к-когда-нибудь сказал такое, он б-бы меня ударила ч-чем-нибудь тяжелым.
Маргарита Павловна поставила перед своими мужчинами по бокалу.
— Что же делать теперь, Артурчик?
Артур наклонился к чаю, пускающего вверх замысловатые струйки пара. Ольгин медальон и крестик на цепочке повисли рядом, касаясь горячего бокала, — откинувшись назад, на спинку стула, молодой человек почувствовал, как металл обжег тело:
— Ах т-ты! — он схватился за цепочку, провел рукой по груди.
— Что такое? — встрепенулась мать.
— Н-ничего страшного, — Артур покрутил в пальцах изображение святой семейной пары, — она б-была права: я т-точно Фома н-неверующий.
Банкир проследил взглядом за сыном, вышедшим и вернувшимся с некоей тетрадью в руках.
— П-пап, мам, загадайте ч-число от одного до ста.
— Что это? — Маргарита Павловна протянула руку к блестящей обложке, но Артур не дал, — ну ладно, четырнадцать.
— Сорок восемь. И что будет?
— Н-нет, вы одно ч-число скажите… А п-пусть… Ч-четырнадцать п-плюс сорок в-восемь б-будет… — пока он складывал про себя, банкир выдал:
— Шестьдесят два, что тут считать?
— Сп-пасибо, — Артур открыл тетрадь, нашел нужное число, прочитал и засмеялся, протянул матери тетрадь.
— Что это такое? — Маргарита Павловна рассматривала круглый аккуратный почерк.
Сын потянулся и ткнул пальцем:
— В-вот тут ч-читай!
Маргарита Павловна неуверенно прочла:
Моим жалобам
Внимал Курамский монах.
Долгий вечер.
Вместо совета — посох
И слово «поторопись»…
— Что это такое? И что за вульгарная приписка: «Поторопись, придурок!»? Что это за поэзия?
— Эт-то Вася! — Артур залпом допил чай и решительно встал, — сп-пасибо за чай, я п-поехал.
— Куда ты поехал? Что это за тетрадь? — заволновалась мать.
— Пусть едет! — спокойно кивнул отец.
— Вы посмотрите на улицу: там же ночь и ничего не видно из-за дыма! Куда ты поедешь со своим плечом? Артур?
— Пусть едет!