Он много переводил поэтов Кабардино-Балкарии (с балкарского – Кязима Мечиева, Ибрагима Бабаева, Мурадина Ольмезова и др., с кабардинского – Бетала Куашева, Бориса Утижева, Афлика Оразаева и др.). Ему принадлежат переводы более двадцати романов современных англоязычных писателей: «Белый отель» и «Арарат» Д.М. Томаса, «Облачный атлас» Д. Митчелла, «Лондонские поля» М. Эллиса, «Влюблённый призрак» Дж. Кэрролла, «Прелестные создания» Т. Шевалье, «Дневник голодной акулы» С. Холла, «Кракен» Ч. Мьевиля, «Привязанность» И. Фонсеки и др.
В последние годы жизни Г. Яропольский работал над переводами произведений Филипа Ларкина, которого считал одним из самых выдающихся английских поэтов.
В книгу «Хрустальный шар» вошли стихотворения, поэмы, Апокалипсис святого Иоанна Богослова (стихотворное переложение), и увидела свет она уже после ухода из жизни писателя.
Джамбулат Кошубаев
Придётся брести наугад
Придётся брести наугад
Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Поэзия Кабардино-Балкарии
Теги: Поэзия Кабардино-Балкарии
Дарья Шомахова
Родилась в 1988 году в Кабардино-Балкарии. Окончила КБГУ (Институт филологии, английское отделение) в 2009 году. Главный редактор журнала «Солнышко». Один из авторов проекта и руководителей электронного литературного журнала «Буква» (notamag.ru). Живёт в Нальчике.
Помехи
Вымокла до нитки
под тропическим ливнем
помех сотовой связи.
Прогнившие доски пола –
то ли женского
то ли мужского –
натужно скрипят
под лишним весом
чужих обещаний.
Расшибая голову
о грудную клетку
изнутри
чьё-то сердце
возможно
перемен требует
но моё – каникул
или отпуска
без содержания…
Ветер
Ветер уснул в моём рюкзаке.
Не дышит в спину, не трогает плечо.
Ему снится, что он гуляет
По сияющим ледяным кольцам
Сатурна,
Сажает тюльпаны на Венере,
Собирает Луну из стеклянной мозаики.
Ему снится вечер с пятью закатами
И утро без рассвета,
Океан с полупрозрачным
двойным дном
И леса, уходящие корнями
в лиловое небо.
Проснувшись, он звякнет
колокольчиком
И унесётся расчёсывать сухие травы
На склонах ближайших гор,
А мне останется лишь горсть
битого стекла,
Заледеневший лепесток тюльпана,
Пара карандашных набросков
заката,
Чёрно-белых, как солнечный ветер,
Да ржавая монета, завалившаяся
за подкладку.
Рыбы
Темнеет.
Иду по парку с чужим человеком.
Он не держит меня за руку.
Да этого и не нужно.
– Посмотри, как отражаются огни
в воде озера, – говорю.
Вместо этого
он смотрит на меня –
с недоумением.
Я ухожу по сырой, пьяной,
освещённой редкими оранжевыми
фонарями улице.
Будто по дну озера.
Пусть себе недоумевает.
А я буду и дальше гулять по дну
и воображать, что облака,
плывущие в тёмном небе, –
это сказочные хищные рыбы.
Куда бы спрятаться
от их слепых глаз?
В пустоте
В здешнем небе,
вечно-оранжевом,
никогда не видно солнца.
Оно, наверное, есть,
но прячется
за игольчатым горизонтом.
Иначе откуда свет?
Здешние скалы
удивительно сиреневы
с переходом в фиолетовый,
а кое-где в индиго
и даже ультрамарин.
Здешние скалы –
высокие столбы
на глубоко-зелёной равнине.
Их качает ветер.
Они похожи на безумцев,
застывших в случайных позах.
Я сижу на вершине скалы.
Её круглое основание
уверенно мнёт траву.
Хотя я точно не знаю,
есть ли там, на равнине,
трава,
есть ли там, на равнине,
хоть что-то.
Или, может, здешние
сиреневые скалы
болтаются в глубоко-зелёной
пустоте.
За поворотом море
В стылое небо чужими глазами глядя,
Солнце сверяешь с часами на правой руке.
Стянуты в узел заката рыжие пряди,
Пыль на ботинках, подошвы в сером песке.
Стопка обид, страстей, новых любовей,
Снов и надежд в слишком большом рюкзаке.