И беспрерывно трубкою дымит.
Шагает к своему комбайну браво,
Как будто снова боя ждёт – того,
Где заслужил он орден Славы,
Что нынче украшает грудь его.
Герой Исхак идёт ему навстречу;
Он лучший друг и доблестный джигит.
Лихой всегда, наградою отмечен:
Такой же орден на груди блестит.
Шли слухи, что Хабац и до Берлина
С той трубкою во рту провоевал,
И ни в одном сражении былинном
Враг ни в него, ни в трубку не попал.
– А правда ли, что также с трубкой этой
Вернулся с фронта ты к себе домой? –
Спросил Исхак.
И друг взамен ответа
Кивнул ему согласно головой.
И завязался спор меж ними резкий,
На шум собрался весь аул родной.
– А я б попал! – Исхак воскликнул дерзко
И вынул пистолет свой именной.
И был Хабацом вызов принят смело:
– Ну что ж, стреляй, раз меткий ты такой!
Раздался выстрел, и тотчас слетела
Головка с чубука его долой.
Хабац невозмутимо оставался,
Не дрогнул, даже глазом не моргнул.
Он лишь слегка над другом потешался,
Шутя и в трубку выстрелить дерзнул.
И восхищались все, что здесь стояли,
Над тем, как метко наш герой стрелял.
Они дань уваженья отдавали
Тому, кто с трубкой смело отстоял.
И стало ясно всем, что с трубкой этой
Он мог пройти с войной немало стран,
Ни пулей, ни снарядом не задет он.
Так, может, эта трубка – талисман?
Теперь имеет право, как награду,
Хабац её всю жизнь носить.
Но нет головки в трубке – вот досада!
Придётся трубку новую купить.
Так думал я. Герой решил мудрее.
(Я помнил всё – мальчишкой был тогда):
Отдал ту трубку школьному музею,
А сам куренье бросил навсегда.
Теперь в витрине оба экспоната:
Джигита трубка под стеклом лежит,
А рядом пистолет, тот, что когда-то
В награду получил другой джигит.
С тех пор и трубка больше не курилась,
И не стрелял ни разу пистолет.
А трубка без головки превратилась
В реликвию тех опалённых лет.
…………….
Он сам не помнил, как тот грех случился –
Хабац, который всех нас удивлял –
Как под машиной вдруг он очутился,
И, истекая кровью, умирал.
Да тот герой, кто первым был в ауле,
Кто с трубкой смело всю войну прошёл,
Кого ни танк не смял, не взяли пули,
Кто не боялся в жизни ничего.
Он вспомнил, как в одной из странЕвропы,
Когда уж близок был победный час,
Товарищ по оружию в окопе
Его от смертоносной пули спас.
Тот русский друг прикрыл черкеса грудью,
А на себя, к несчастью, смерть навлёк…
Машина стала, появились люди,
И вышел из кабины паренёк.
Взглянул Хабац на парня молодого –
На этого безусого юнца –
Он так похож на друга фронтового,
Кто спас его от смертного свинца!
Как вихрь неслись аульские ребята,
Готовые шофёра растерзать.
Но им Хабац с трудом, не очень внятно,
Успел слова последние сказать:
– Не надо трогать парня. Не велю я.
Сам виноват, а он тут ни при чём,
Того он продолженье, кто воюя,
Меня загородил своим плечом…
Ещё хотел сказать он на прощанье
Нам что-то важное, но жизнь ушла,
Как будто вражья пуля с опозданьем
На сорок лет Хабаца догнала.
Его похоронили честь по чести:
В глубокой скорби аульчане шли.
И паренёк-шофёр, с другими вместе,
В могилу бросил ком сырой земли.
Про случай тот, конечно, не забыли,
Но всем казалось: пал герой – в войне.
И трубка загорелась над могилой,
Как бы в живом немеркнущем огне.
Перевёл Александр Владимиров
* * *
Ветер спит. Вы его не будите,
В небо песню-скворца запустите,
Как негромкого в лёте птенца;
И ступая неслышно с крыльца,
В тишину с головой окунитесь.
Ветер спит. Вы его не будите,
Убаюканный дрёмою полночной,
Невидимкой беззвучной таясь,
Спит загадочный ветер восточный,
Утерявший со злобою связь.
Если зверь в нём проснётся, сердито
Он протрёт медяки своих глаз,
Землю с небом смешает, и ситом
Станет солнце-жаровня для нас.
Пыльной бурей вздохнёт, и с лужайки,
Как веселую стайку зайчат, –
Ничего ему в мире не жалко –
Он прогонит игравших ребят.
Но пока ветер спит.И не спится
Косарям. От зари до зари
Пред глазами вращаются спицы –
Колесницы горячей поры…
Моё тело насытилось потом,