Время летит быстро, неожиданно заканчиваются лето, детство и даже эпоха. «Город Брежнев» советую к прочтению тем, кто хочет ощутить терпкий, ускользающий вкус начала 80-х.
Мария Корунская
Ключ к Бабелю
Ключ к Бабелю
Литература / Настоящее прошлое / Неизвестное об известном
Рокотов Валерий
Так мог бы выглядеть памятник Бабелю
Теги: Исаак Бабель
Разгадка имени „Бенцион Крик“
Однажды я понял, каким должен быть памятник Бабелю. Он должен мчаться верхом, с шашкой на боку, в круглых интеллигентских очках, а его самого и его кобылу крылатую должны тянуть назад струны. Это струны от скрипки, валяющейся в дорожной пыли.
Драма Бабеля ровно в том и была: он хотел большой судьбы, летел ей навстречу. Он хотел соединиться с железным потоком истории. А струны, в которых поёт ностальгия, влекли его душу назад, в неумытые переулки Одессы…
Давно, ещё студентом, я обратил внимание на странность в «Одесских рассказах»: герой носит имя, которое подходит ему как корове седло. Они как бы существуют отдельно – бандит районного масштаба и его имя претенциозное. Звучание этого имени мне что-то смутно напоминало, но юность – такая пора: не о Бабеле мысли.
Лишь много позже, взявшись за историю Мишки Япончика, я вдруг понял, что мне слышалось в имени героя «Одесских рассказов». «Бен-ци-он Крик», – однажды повторил я, разбивая имя на слоги. – Так это же «Ка-пи-тан Крюк»!
Я проверил, когда вышел «Питер Пэн» Джеймса Барри? И оказалось, в 1911 году, когда Бабелю было семнадцать. То есть в пору, когда он ещё не расстался с отрочеством. Нет сомнений, что книга появилась в портовом городе вскоре после выхода в свет. Впервые, разумеется, на английском, но следом и на французском, которым Бабель владел свободно. Даже писал на нём первые сочинения.
Книга произвела в юной душе какой-то важный переполох. И имя «Капитан Крюк», «рождающее ветер на море», отпечаталось в сознании навсегда. Видимо, сказка Барри и стала каплей, склонившей чашу весов в сторону Европы, её сказаний, порывов и драм. На другой чаше лежал тот ещё груз: чугунные мифы, каменные скрижали, кандалы ветхой традиции. Но чаша, наполненная европейской культурой, оказалась весомее.
Имя «Бенцион Крик», полностью созвучное имени свирепого и манерного пирата, многое объясняет в творчестве Бабеля. Оно указывает на борьбу в его душе и противоречия, отразившиеся в его творчестве.
Бабель был явно очарован Европой. Её книги, ветер её истории и вырвали нелепого, очкастого юношу из маленького мира Одессы. Вырвали и устремили к ближайшему центру европейской силы и власти – в столицу Российской империи.
Как начинающий писатель, Бабель связал себя с Мопассаном, но с годами освободился от этой зависимости. Известно, что на него круто повлиял Горький: оторвал от книжных знаний и вытолкал «в люди». На этом пути Бабель нашёл себя и добился желанной цели.
А цель его представляется очевидной – войти в европейскую литературу через русскую дверь. Отсюда в его прозе эти чуждость, презрительность и потный труд самоутверждения: груды метафор, шокирующий натурализм, тогда ещё необычный.
Из всего, что встречалось по пути «в люди» и русскую революцию, Бабель создавал своё «я», новое имя в европейской литературе. Он представлялся одиноким и чужеродным свидетелем исторической драмы, кровавой и тщетной. Сталин как-то сказал о Бабеле: он пишет о том, чего не понимает. Но писатель и не стремился к пониманию революции. Он стремился обрести лавры живого классика. И явным образом не советского.
Бабель, конечно, слишком любил свой город и свой мирок, чтобы просто так с ними расстаться. И его «Одесские рассказы», как представляется, были данью, которую полагалось выплатить, чтобы малая родина тебя отпустила и успокоилась кровь. Чтобы тонкие струны лопнули, свернулись жалкой спиралью и кобыла крылатая понесла неумелого всадника к его цели по страшной, продуваемой и простреливаемой дороге.
Бабель выплатил дань. Он создал «Одесские рассказы», имеющие мало общего с тем, что было в действительности. Он описал местный суетный, жалкий мир, как Гомер, почти в той же тональности. И он создал легенду о местном бандите, дав ему имя, которое его поднимало и связывало с европейскими сказками.