Наступленье храмов русских
На монгольские костры!
Ермак
Когда Иван Четвёртый Грозный
Стал ханом Золотой Орды,
Почуял Запад знак серьёзный,
Неотвратимый знак беды.
Разрушен Новгород жестоко,
Так ни один монгол не жёг,
Казани с ходу выбив око,
Всё больше любит царь Восток.
Уже могучая Литва,
Со страхом справившись едва,
Ему послов с дарами шлёт,
Уже Ермак готов в поход
Куда-то в сторону Пекина,
И кровь Бату и Темучина
Покоя русским не даёт,
И русский крест в тайге встаёт
На радость старицам раскола,
И войско на Сибирь ведёт
Мужик с названьем ледокола.
Спас
Тевтонцам преградить дорогу
Пришла из Азии Орда,
Великорусскую породу
Создав, дай Боже, навсегда.
Ни Александров, ни Иванов
Таких никто не ожидал –
От мягких беличьих колчанов
Железный рыцарь задрожал.
Нет, не Константинополь грабить,
Святыни Турции отдав,
И не словацких баб похабить
Пришёл германский волкодав.
В тот день он шёл своих родимых –
Аскольда, Пушку, Муравья,
Исчезнувших в заокских ды´мах,
Проведать кончиком копья.
Глаза весёлые монгола
Его встречают на Неве
И после лёгкого укола
Наотмашь бьют по голове.
Он и коней таких не видел,
В них столько злобы и огня,
Он их хозяина обидел –
Монгол и конь почти родня.
Браток, мы все теперь татары...
Но пострашней раскосых глаз
Над морем конницы Тартара
Встаёт Нерукотворный Спас!
Иоанниты
Скажи, а Пруссия – Россия?
Литва – Россия или нет?
К эстонцам, Польше, Византии
У нас уже претензий нет.
Скажи, а есть иоанниты?
Сначала рыжие, как я,
А в девять рыцаря-бандита
Отец посадит на коня.
Они ведь золота не носят,
Стальные перстни и кресты
Удары страшные наносят
С неимоверной высоты.
А Александр ещё был молод…
Как победил их на Неве?
Шлем немца, надвое расколот,
Валялся в ледяной траве.
Потомок короля Артура
Лежал у православных ног,
И арбалетную «бандуру»
Из-за спины достать не мог.
А после принял он присягу
На верность Родине моей,
Мальтийский крест содрал со стяга
И бросил в гущу тополей.
И в белорусские болота
Пошёл с татарами вперёд,
За ним вставала дружно рота,
А под Берлином – только взвод.
А внук его позавчера
В Чечню поехал умирать,
В Лубянском храме до утра
Молилась рыцарская рать.
Но страх мелькнёт в моём зрачке,
Сначала будет невдомёк,
Когда в нью-йоркском кабаке
Мне сицилийский паренёк,
Сдавая карты, на руке
Стальной покажет перстенёк.
***
Мы научимся читать газеты в барах,
Подбирать под галстуки носки,
Но вот от проблем, больных и старых,
Не уйдём в объятиях тоски.
Хочется любить американцев,
Это их стремление вперёд...
И обидно мне, что за засранцев
Держит их весь мой родной народ.
У меня друзья есть на чужбине,
Смотрят Си-эн-эн и Эй-би си,
С гадким чувством западной гордыни,
Смотря, смотрят, Господи спаси.
Вспомним, братцы, Сакко и Ванцетти,
Вспомним развесёлый Первомай,
Где американолюди, словно дети,
Делят пролетарский каравай.
Вспомним Джимми Хендрикса, приятель,
Как он пел, гитару целовал...
Этого бы добрый настоятель
Покрестил и перевоспитал.
Хочется любить американцев,
Это их стремление вперёд...
И обидно мне, что за засранцев
Держит их весь мой родной народ.
Восток
Сливая музыку и слово
В испепеляющий расплав,
Восток из олова такого
Штампует цезарей держав.
И над землёй взлетает бита,
Идут угрюмые войска,
Рождается Бхагаватгита
Из крови, снега и песка.
Арджуны лошадиный глаз,
Его недрёманное око,
Поднявшись из-за гор Востока,
Тридцатый век глядит на нас.
А тут весёлый человейник,
Как будто бы живёт без жертв.
Растим компьютерный репейник,
Земле порвав центральный нерв.
И ты, забыв, что ты солдат,
И впав в бессовестное детство,
Всё крутишь голову назад,
Как трус, пытаясь оглядеться.
А перед нами Гиндукуш,
Стихи Руми, стихи Бабура…
Такая знойная культура,
Такой великолепный куш!