Начался приём работ на III международный литературный конкурс «Русский Гофман»
Работы принимаются в 5 номинациях:
поэзия (стихотворения (цикл) свободной тематики любых поэтических форм до 100 строк);
проза (рассказы и повести свободной тематики – до 15 000 знаков);
проза сказочная, фантазийная;
публицистика и эссеистика (до 15 000 знаков);
стихотворения и проза молодых авторов в возрасте от 17 до 25 лет (стихотворения свободной тематики любых поэтических форм до 100 строк, рассказы и повести – до 15 000 знаков).
Работы принимаются до 24 марта 2018 г. в электронном виде на адрес почты писателя Игоря Ерофеева eroff_iv58@mail.ru.
Дополнительную информацию можно получить на странице в Facebook «Конкурс Русский Гофман 2018», а также на сайте Министерства культуры Калининградской области: https://culture-tourism.gov39.ru
Подведение итогов конкурса и награждение победителей состоится в Калининграде, Светлогорске и Черняховске с 21 по 25 мая 2018 года.
Пиши и исполнится…
Пиши и исполнится…
Литература / Литература / Сороковины
Королёв Анатолий
Теги: Сергей Есин , память
Вспоминая Сергея Есина
Среди фигур прошлого Сергея Есина особенно занимал небезызвестный критик России маркиз де Кюстин, занимал настолько, что однажды Есин вызвал его дух из бездны, зазвал в свой кабинет и, облачившись в критический раж, прошёлся язвой иронии по современной истории державы в своём романе «Маркиз». Кого только не тронул серебряным клювом наш московский ястреб! Досталось всем – от писателей до Кремля. Ему были близки критический настрой и сатирическая злость. И его роман – сегодня об этом уже можно сказать – встал в один ряд с эпопеей Щедрина «История одного города»… Больше того, на обложке книги Есин предстал перед читателем в парике и в камзоле французского аристократа, с кружевами из узкого рукава. Облик дегустатора нравов ему был удивительно к лицу. Его роман – чертог Света и Тьмы. В нём, замечу, есть стереометрия плана, а ещё со времён Данте умение создать чертёж незримого – высший знак качества писателя.
Между тем в своём исполинском дневнике, самой длинной книге русской литературы, Есин старался держать тон летописца и гасил раздражительный соус критической кухни. Удивительно! Но в хронике нашей жизни он старался быть предельно объективным хронистом и, затронув сотни живых персон, не задевать личности. И это ему удалось. Ни одной дуэли… Читать его снайперские реплики (даже о себе), ей-ей одно удовольствие. Я как-то заметил Сергею, что всех нас будут судить по его «Дневнику», Есин довольно смеялся.
Он умел необыкновенно любить, увлекался людьми, а то, как он убаюкивал на руках, как младенца, смертельно больную жену Валю, которая умирала от тяжёлой болезни долгие годы – подвиг. И сумел её уход превратить в книгу «Валентина»… Это умение превращать любую судьбу и предмет в историю сродни дарованию Андерсена, у которого оживают под пером штопальная игла, стручок гороха, старое кресло или роза на могиле Гомера. Его две последние книги посвящены близким вещам, вот жизнь любимых вещиц на рабочем столе писателя, вот маленький шедевр «Не пишется…», где он с горькой тоской описывает хотя бы свои руки в синих жилах, следит за тем, как стекленеет на ветру бытия судьба старого человека, который теряет – каплю за каплей – дар желаний и тягу огня.
Никто из нас не написал такой книги.
Эту капель он превратил в античную клепсидру литературы.
Есин принадлежал к редчайшему типу литератора, который пьёт вместо кофе буквы и превращает строчки в марево слов… какое-то волшебство писательской мании, сад, затканный золотой кисеёй шелкопряда.
Именно марево – так он однажды сам определил существо собственной творческой манеры, вот продолжу цитатой: «Ключевое здесь для меня слово «марево», возможно, это мой метод – что-то создать, освещая предмет с разных сторон, а явление сложить из деталей».
Но самый редкий дар Есина – чувство меры.
Все мы знаем, как раздражительна творческая среда, как ревнивы и нетерпимы мы друг к другу. Увы, Россия живёт только духом раскола и взаимной вражды, только онтологией вражды мы можем охватить столь ёмкое земное пространство, так вот Сергей Есин всегда занимал центр равновесия, он равно держал в чаше правой руки, например, патриота и почвенника, а в левой – либерала и атеиста. Он ценил лишь дарование. Свой Литературный институт в пору ректорства он превратил в небосвод ярких имён, а кафедру – в коллекцию первых из равных. Таким даром – сродни гению Дягилева – он сумел расправить все шесть крыльев священного серафима литературы.