– Ты слышал?!
– Что?
– Какой-то шум…
– Где?
– Где – не знаю, появляется и исчезает.
– Кажется, это шум куропаток, нет?
– Не знаю… нет!!! Нет!!! – крикнул он и побледнел. – Я слышу зикру, зикру это!!!
Али потом рассказывал моему отцу, а тот передал мне.
«Вокруг не было ни души. Только скалы, снег и будто из-под земли шёл голос. Мы побежали на звук. С каждым нашим шагом этот хриплый, слабый голос, читающий зикру, становился отчётливей и больше походил на человеческий. Мы обогнули обломок скалы, спустились чуть ниже и оказались перед громадным сугробом. На его белом боку темнело отверстие. Мы заглянули туда. Спиной к нам лежал человек и читал молитву. Худой, как скелет, полуживой, он читал без остановки и слегка кивал головой то в одну, то в другую сторону.
– Ле-е!!! – крикнул я.
Лежащий не повернулся. Я запрыгнул внутрь и шлёпнул его по плечу. Он вздрогнул, медленно, тяжело повернулся и тут же закрыл глаза от резкого солнца. Его лицо бледное, заросшее бородой, было таким измождённым, что глаза казались огромными. Он всё время мелко дрожал и не мог говорить. Я схватил его под мышки, вытянул наружу и потащил по снегу дальше от сугроба, на солнце.
– А с ней что будем делать? – спросил меня Шамсудин.
– С кем это, с ней? – спросил я.
– Ты там женщину не увидел? Она мертва, – сказал Шамсудин.
Я кинулся обратно, и только тогда почувствовал сладковатый трупный запах. Она лежала в уголке снежной пещеры. Недалеко от неё, там, где лежал мужчина, был почти пустой мешок. Когда я поднял его, оттуда высыпалась горстка кукурузной муки…
Они с женой вырыли эту нору, чтобы переждать бурю. Но, когда буря кончилась, оказалось, что перевал завалило. Не было дороги вперёд, к дому. Не было её и назад, в Белоканы. Через месяц жена умерла. Пять месяцев он провёл рядом с её трупом, питаясь кукурузной мукой, которую они не донесли своим детям. Выжил.
– Я помню его, он приходил в гости к дяде Али, человеку, который нашёл его и спас ему жизнь, – рассказывал мой отец. – Мне казалось сперва, что он передвигается на корточках. Оказалось, безногий. Сначала обморожение, потом началась гангрена, пришлось ноги отрезать до бедра. «Ходил» он так: выбросит руки вперёд, обопрётся на них и подтягивает туловище с культями. Дожил почти до 70 лет».
Эту историю я рассказывал много раз и каждый понимал её по-своему.
Одни думали, что она о легендарном горце, которому хватило крепости духа, чтобы выжить в холоде, голоде, во мраке. Ни звери, ни стихия, ни голод не сумели забрать у него жизнь. Другие считали, она про то, как вера во Всевышнего и молитва спасли человека. А третьи говорили, что это всё про упрямство и гордыню. Из-за них горец не остался в Белоканах, погубил жену и сам чуть не погиб. Ещё есть такие, кто точно знает: история о том, какой тяжёлой и опасной была раньше жизнь горцев.
И они все спорят и ругаются между собой. Я тоже спорщик, но тут молчу. Если кто и знал правильный ответ, так только сам этот горец. И не тот, молодой и сильный, что шагал к перевалу, не оглядываясь на жену. А безногий старик, который каждую ночь ждал, что смерть, белая как сугроб, встанет у его постели. ¢
Цивилизация богинь
Цивилизация богиньРассказ
Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Проза Дагестана
Теги: Проза Дагестана
Анастасия Дзали Ани
Родилась в Грузии, живёт в Дербенте. Окончила биологический факультет ДГУ. Пишет под псевдонимом на русском языке. В 2014 году вышла первая книга «Мне снится», в 2017-м – вторая «Ловондатр – истории больше нет».
– Андрей Парамоныч, – не скрывая священного трепета в голосе, подозвал руководителя экспедиции один из лаборантов. – Взгляните, какой мы могильник откопали.
– Да-да, – немедленно откликнулся академик Смирнов, отрываясь от разглядывания раскопа Николая Спиритского. – Что там у вас?
– Женская могила, но какая! Очевидно, женщины в этой цивилизации занимали доминирующее положение. Посмотрите.
– Ну что ж, посмотрим. Николай, идёмте.
Николай Спиритский слегка поморщился, взревновав свой раскоп, но профессиональное любопытство взяло верх, и он последовал за учителем.
Пыжась от гордости, лаборант проводил их к участку, огороженному пластиковыми колышками и верёвкой. Аспирант замер, прикусив губу, едва взглянул вниз. Смирнов же, напротив, широко раскрыл глаза, всплеснул руками и полез вниз по крутым ступенькам, вырубленным в известняке.