Они не обращали на меня внимания, были заняты собой. Мальчик, бросившись на землю, катался по траве, а щенок описывал круги и перепрыгивал через него. Мальчик лёг навзничь и замер. Щенок встал, передними ножками опираясь на его грудь, как будто он сам повалил мальчика. Даже этому малышу было знакомо чувство, присущее победителю! Как горделиво выглядел он в эти мгновения!.. Но щенок не забывал, что с ним играет родной человек и друг. Победа была не столь необходима: щенок лизнул мальчика в лицо, дважды обежал его, всё ещё лежавшего, и пустился наутёк. Это означало, что он зовёт за собой и мальчика. Тот понял и бросился вдогонку. Побегав, щенок остановился и залаял, опять приглашая мальчика посостязаться с ним. Он вцепился мальчику в штанину и с урчанием потянул его к себе. Щенок, наверное, чувствовал себя большущим псом, и это чувство переполняло его, что безмерно радовало мальчика. Он дразнил щенка, пытался его разозлить. Уж очень мальчик хотел, чтобы его дружок вырос в настоящего смелого пса…
Мальчик со щенком были счастливы…
Резкий визг, который щенок издавал, когда скатывался по склону, всё ещё отзывался в моей груди… Нет, в моей груди закипали рыдания, надрывные рыдания Чарава.
Так звали моего пса. Крохотным щенком его подарила мне моя тетушка из соседнего села. Сколько я возился с моим Чаравом на Зелёном току! Вот как этот мальчик. Как я его пестовал! Делил с ним пищу! И ел же Чарав! Бывало, требует ещё, уставившись на меня доверчиво чёрными глазами, виляя хвостом… Он почти весь был чёрный, не считая белых лапок, будто одетых в носочки, что вязала моя бабушка, в белые шерстяные носочки. Да над глазами были две светлые точечки. Был он с молочного ягнёнка.
В углу двора я устроил для Чарава удобную конуру, застелив её внутри овчинами. Ночи и пасмурные дни он проводил в конуре. А в ясные дни, когда я был в школе и не мог уделить ему внимания, Чарав любил проводить время с дедушкой, имевшим привычку греть свои старые кости под солнцем на террасе, сидя на низенькой лавке и укутавшись в свой кавал [4] .
Наша улочка была людной. По ней постоянно шли на поля или в огороды, а окончив работы, возвращались домой, спешили к роднику за водой женщины, проезжали на лошадях и осликах. Нет-нет да и проезжали машины. Чарав обычно никого не замечал. Вы откуда и куда? – он не имел привычку интересоваться этим. Он злобно лаял лишь в двух случаях: если появлялись объездчик дядя Эмирчубан, по своему обыкновению восседая на коне, или сельский почтальон дядя Гюльбала. Ни на кого другого Чарав не лаял.
Терраса нашего двухэтажного дома не имела ограды. Потому Чарав, лишь приподымаясь возле дедушки, мог заметить всякое движение, происходящее внизу на улочке. Как-то Чарав спустил с седла дядю Эмирчубана, проезжающего на сером коне. На нашей улице дядя Эмирчубан всегда бывал настороже, зная, что на террасе может находиться собака. Но его конь в тот раз, наверное, про это забыл. Когда с террасы, царапая передними лапами замазанный глиной край, громко залаяла собака, у вставшего от неожиданности на задние ноги коня его лошадиная душа, должно быть, ушла в задние копыта. Если бы дядя Эмирчубан, растерявшись, не упустил поводья, конь грохнулся бы оземь. Хорошо, что на земле оказался только дядя Эмирчубан, и животное не придавило его своим телом. Хорошо ещё, что у дяди Эмирчубана все члены остались целы и невредимы и он себя даже не оцарапал. Вскочив на ноги и вытащив из-за голенища хромового сапога кнут, он прорычал что-то под нос и ринулся в наш двор. Ясно, что горел желанием мести. Но кем был бы Чарав, если бы позволил испытать на себе кнут! Его и след простыл.
– Попадёшься ты мне! – заскрежетал зубами дядя Эмирчубан.
Наблюдавший за происходящим дедушка не смог скрыть улыбку в усах.
– Не кипятись, Эмирчубан! Успокойся. Взрослому мужчине не пристало связываться с маленькой собачкой. Чтобы ты знал, парень: каждому мужчине определён день, когда он упадёт с коня.
– Думаешь, собака с котёнка вынудила меня оставить седло?! Да я сам спрыгнул! – продолжал что-то говорить, показывая, что далёк ещё тот день, когда ему суждено упасть с коня, он вдел ногу в стремя и молодцевато взлетел в седло. Конь, почувствовав на боках удары каблуков хромовых сапог и обжигающий кнут разгневанного хозяина, пустился по улице галопом…
С дядей Гюльбалой у Чарава тоже не сложились отношения. Почтальон не понравился ему с первого же раза, когда он появился у нас во дворе с газетами, которые выписывал дедушка. Чарав его третировал по-всякому. А однажды Чарав напал на дядю Гюльбалу с самыми серьёзными намерениями. Отступая задом, бедный почтальон упал на кучу ещё жидких коровьих лепёшек, собранных бабушкой в углу двора на кизяк. Испачкавшись с ног до головы навозом, дядя Гюльбала обернул руку ремнём своей сумки и накинулся на Чарава, но безуспешно. Чарав подпрыгнул, уцепился белыми клыками за сумку и стал её вырывать; всё содержимое сумки вывалилось на землю. Пришлось вмешаться мне: я загнал Чарава в хлев и накинул на дверь щеколду. На шум вышла бабушка. Она попыталась урезонить лающего в хлеву Чарава: