Это лишь отдельные примеры того разнобоя и разноголосицы, что царят в изданиях «ТД» разных лет. Сквозь наслоения правок, контрправок, сокращений, их восстановлений, но не в полном объёме, и т.п., просто так не пробиться. Реконструкция аутентичного текста, осуществлённого путём сверки всех изданий и рукописей, требовала усилий целого научного коллектива, и вот, наконец, ИМЛИ РАН её осуществил. В книге зафиксированы все изменения, произведённые в «ТД» с 1928 г. Оба тома сопровождены «Текстологическими послесловиями», в которых обстоятельно проанализированы все автографы и прижизненные издания романа, выявлены разночтения, обосновывается выбор основных источников текста и даётся перечень всех внесённых в них исправлений. Авторами «Текстологических послесловий» являются: к первому тому – Ю.А. Дворяшин, ко второму – Г.Н. Воронцова. Немалым подспорьем для учёных явилась, полагаю, известная работа американского шолоховеда русского (донского) происхождения Германа Ермолаева «Политическая правка «Тихого Дона», напечатанная ещё в 1970 г. Но Г. Ермолаев лишь добросовестно отметил изменения в тексте «ТД», не ставя себе целью его восстановление. Теперь специалистами ИМЛИ решена и эта задача.
Над подготовкой научного издания романа работала целая группа текстологов: это и упомянутые уже Г.Н. Воронцова и Ю.А. Дворяшин, И.П. Казакова, А.А. Козловский (уже ушедший из жизни), Е.А. Тюрина и А.М. Ушаков (научный руководитель группы). На начальных этапах подготовки издания в работе принимали участие Ф.Г. Бирюков, В.В. Васильев (оба, увы, тоже скончались) и Н.П. Великанова. Для текстологических консультаций привлекались Е.Г. Падерина, Л.А. Спиридонова и М.И. Щербакова.
Всем хороши книги ИМЛИ, да только маловат тираж – всего 300 экземпляров! В 2003 году я, помнится, сетовал на скромность тиражей имлийских книг «Письма» Шолохова и «Новое о Михаиле Шолохове», но там, извините, было по 1000 экземпляров, что всё же позволяло купить издания в книжном магазине. А триста достанутся только специалистам, да, может, в библиотеки что-то попадёт… Я слишком хорошо знаю, что скажут в ответ на это в ИМЛИ, – денег нет. Но почему на разную «попсовую» ерунду они в стране есть, а на Шолохова нет?
Впрочем, я полагаю, и эти триста дорогого стоят: ведь грамотные издатели теперь будут переиздавать «Тихий Дон», основываясь именно на научном издании ИМЛИ РАН.
В веренице сумасшедших
В веренице сумасшедших
Книжный ряд / Библиосфера / Объектив
Ермакова Анастасия
Теги: Алексей Сальников , Петровы в гриппе и вокруг него
Алексей Сальников. Петровы в гриппе и вокруг него. Роман М. Издательство АСТ. Редакция Елены Шубиной, 2018 411 с. 2000 экз.
Роман этот – о сумасшествии, не клиническом, требующем медицинского вмешательства, а бытовом, обыденном. И о его преодолении. Оно не следствие какого-то горя или иного сильного переживания; корень его – в метафизической усталости от привычного мироощущения, незыблемого порядка вещей, скользкого понятия стабильности. Авторский взгляд делает сумасшествие зримым и ощутимым до мельчайших штрихов, мастерски овеществляя тягучий бред рутины.
Сюжет в этой книге, пожалуй, не главное, но всё же обозначить его необходимо, потому что и он – составная часть бреда. Петров заболевает гриппом, потом заражает жену, а после заражается и Петров-младший, их сын. Через призму гриппозного состояния и видится всё вокруг: глазами Петрова, глазами его жены и маленького Петрова, то есть главного героя в детстве. Петров работает автослесарем, при этом безумно влюблён в литературу (упоминается несколько книг, прочитанных им, в том числе Эдуард Лимонов «Это я, Эдичка»). Вначале он напивается, причём попойка начинается совсем уж фантасмагорически – в катафалке, рядом с гробом неизвестного покойника, потом продолжается на даче у бывшего клиента автосервиса… В итоге, проснувшись пьяным в сугробе, с горем пополам Петров добирается домой. Надо заметить, большую роль в передвижениях главного героя играют троллейбусы, выступающие неким концентратом безумия: «Стоило Петрову поехать на троллейбусе, и почти сразу же возникали безумцы и начинали приставать к Петрову. Был только один, который не приставал, – тихий пухленький выбритый старичок, похожий на обиженного ребёнка. Но когда Петров видел этого старичка, ему самому хотелось подняться со своего места и обидеть старичка ещё больше. Вот такое вот его обуревало дикое, ничем не объяснимое чувство, тесная совокупность мохнатых каких-то дарвиновых сил с достоевщиной. <…>