На сей раз дедуля являлся, так сказать, постоянным сумасшедшим, его Петров встречал то и дело едва ли не с детства, даже вне общественного транспорта. Другие сумасшедшие вторгались в жизнь Петрова только по разу, будто единожды за тридцать лет вырвавшись с восьмого километра Сибирского тракта, спешили на третий троллейбус, чтобы сказать Петрову пару ласковых – и пропасть навсегда».
Супруга же главного героя – персонаж не менее любопытный. Она работает библиотекарем, но под интеллигентным видом хранительницы книжной мудрости скрывается настоящая маньячка, которая время от времени режет людей в тёмных переулках. И однажды, случайно порезав пальцы своему маленькому сыну, страстно захотела прирезать и его – еле удержалась. И с мужем она развелась, хотя они и продолжали эпизодически жить вместе, только чтобы неубить своего благоверного. Домочадцев спасает только то, что, скорее всего, это происходит не в реальности, а в горячечном гриппозном бреду Петровой. Библиотекарская её работа также предстаёт в необычном ракурсе: «Каждую неделю у них в библиотеке собирался небольшой литературный кружок. Петровой казалось, что там все такие же, как она, психопаты. К людям, работавшим в библиотеке, люди, собиравшиеся в кружок, относились, как к мебели. Они здоровались с персоналом библиотеки, но выглядело это так, как если бы для того, чтобы пройти в свой зальчик, им нужно было переступить через низкую оградку у входа, а Петрова чувствовала себя этой оградкой… Главный по литературному кружку ещё продолжал всячески заигрывать с Петровой, словно проверяя, не всё ли эротическое обаяние высыпалось из его тела. Может, на кого-то другого это и могло подействовать, однако Петровой казалось, что главный по литературному кружку просто кривляется, как старая обезьяна за стеклом зоопарка».
Глава о том, как Петрова в детстве ведут на новогоднюю ёлку, могла бы быть вообще отдельной повестью. Самое яркое воспоминание маленького героя – ледяная рука Снегурочки, заставившая поверить малыша в её всамделишность. Чуть позже автор раскроет секрет ледяной руки: оказывается, девушка, изображавшая внучку Деда Мороза, была беременна от несовершеннолетнего парня и, преодолевая приступы тошноты, раздумывала об аборте, к тому же ещё и ненавидела детей – сказочную героиню прямо-таки передёрнуло, когда мальчуган взял её за руку.
Центральный приём создания этого текста – остранение, и Алексей Сальников владеет им виртуозно. От внезапности увиденного мира, перевёрнутого с ног на голову, возникает, кстати, и комический эффект, сопровождающий весь роман. Затёртое восприятие действительности, словно вспыхивает, обновляясь: привычное кажется впервые узнанным. Изменённое болезнью сознание высвечивает новые закономерности бытия: «Сквозь стекло была видна реклама «Росгосстраха», приклеенная по ту сторону окна и потому перевёрнутая зеркально, так что, понятно, читалось: «хартссогсоР», на рекламе этой был ещё изображён почему-то бульдог, снаружи видимый отчётливо, а из троллейбуса смотревшийся эдак бледновато, словно подёрнутая туманом собака Баскервилей». Роман так густо населён художественными подробностями, что поначалу становится трудно дышать (словно тоже заражаешься гриппом от Петровых); от обилия всевозможных образов и ассоциаций создаётся ощущение, что плаваешь в вязком и плотном машинном масле, том самом, которым всегда пахнет от автослесаря Петрова. Плаваешь – и весь роман мечтаешь выбраться на берег, встать на твёрдую почву привычной картины мира, но автор не даёт такой возможности. В итоге руку утопающему читателю в конце подаёт ледяная Снегурочка – на этой ноте и заканчивается книга.
Герой где-то проговаривается о том, что он вроде бы счастлив и всё у него есть: и работа, и жена, и сын, но чего-то всё-таки не хватает. В сущности, и читатель в его счастье ничуть не верит и мается вместе с ним от переживания некоей онтологической безнадёжности и аксеологической неприкаянности. Собственно, все герои романа живут в вечной маете, но беда в том, что они практически не замечают этого и считают такую жизнь нормальной. Хотя и понятие нормальности Сальников уверенно разоблачает: где они, нормальные-то? Покажите хоть одного. Кругом одни психи. И что с этим делать – непонятно.