О профессии врача
– Обычно медицина, как и искусство, – занятие династийное. В вашей семье, Амиран Шотаевич, докторов не было: мама – учитель, отец – инженер. И тем не менее вы выбрали именно этот род занятий. Почему?
– В медицину меня привело желание мамы и папы видеть меня врачом, хотя в школе я очень серьёзно интересовался математикой и физикой, участвовал во всех олимпиадах. Биология тоже входила в список любимых предметов, но мой интерес был в большей степени прикован к изучению животного мира, а не человеческой природы.
– Я знаю, что подростком вы были одним из самых известных охотников за ядовитыми змеями в тех местах, где жила ваша семья, в Грузии. Причём вы их не истребляли, а изучали. Извините, если раскрываю секрет. Наверное, для многих людей, даже давно знакомых с вами, это будет абсолютно неожиданным открытием: солидный человек, врач и учёный с мировым именем – и вдруг столь необычное увлечение в юношестве. Но не оно ли предопределило ваше будущее и позволило добиться таких серьёзных успехов в медицине? Ведь охота на змей требует большого мужества, решительности, быстрых реакций, концентрации внимания и точности движений – всего того, что необходимо хирургу. Или я ошибаюсь?
– Не ошибаетесь. Всё так и было. Родители решили, что склад моего характера плюс пытливый ум, плюс это необычное увлечение – предпосылки для того, чтобы мне пойти после школы в медицинский институт.
Когда встал вопрос, где именно поступать – в Тбилиси или в Москве, – отец меня предупредил: «Учти, у нас нет никаких знакомств, есть только твои знания». Я поехал в Москву, сдал документы в Первый медицинский институт, поступил и учился на «отлично».
– Но почему из множества врачебных специальностей вы предпочли именно кардиохирургию?
– С кардиохирургией нас свела судьба, иначе не скажешь. Первоначально меня привлекала урология. Нашими преподавателями в институте были отец и сын Пытели – Антон Яковлевич и Юрий Антонович, известные советские учёные, выдающиеся урологи, яркие личности. Своими фантастическими лекциями они увлекли не только меня, а многих студентов. Но «роман с урологией» не сложился по весьма прозаической по тем временам причине. Когда я окончил институт, мне, как ленинскому стипендиату, предложили поступить в аспирантуру, однако выбор мест был ограничен: либо радиология, либо кардиохирургия. Ни одного места в аспирантуре по урологии не было.
Радиологию я отринул сразу. Учиться в аспирантуре по кардиохирургии предстояло в Институте сердечно-сосудистой хирургии им. А.И. Бакулева, причём у знаменитого Владимира Ивановича Бураковского, но даже это меня не вдохновило.
Самое интересное было дальше. Когда я в первый раз пришёл к Бураковскому, как вы думаете, о чём я начал с ним говорить? О том, каким образом мне с его помощью попасть в аспирантуру к академику Николаю Алексеевичу Лопаткину, всемирно известному урологу. Бураковский был потрясён моей дерзкой просьбой.
– Не обиделся?
– К счастью, нет. Это был удивительный, великодушный человек. Он позвонил академику Лопаткину и договорился о нашей встрече с ним. И я пошёл на эту встречу. Мы поговорили с Николаем Алексеевичем десять минут и расстались. Мои иллюзии развеялись окончательно, никакой возможности попасть к нему в аспирантуру у меня не было. Я вернулся к Владимиру Ивановичу, который в утешение мне сказал: «Поверь, лучше кардиохирургии ничего нет». И это оказалось правдой.
Итак, меня принимают в аспирантуру в Бакулевский центр, я попадаю в отделение к Лео Антоновичу Бокерии, тогда ещё не академику, но уже известному учёному и хирургу. Под его научным руководством я начал заниматься аритмологией, и мы сделали первые в нашей стране шаги по развитию интервенционной и хирургической аритмологии.
Затем мне предложили заняться абсолютно новым направлением в советской медицинской науке – хирургическим лечением фибрилляции предсердий. Мне этот сегмент аритмологии очень понравился, тем более что за рубежом на тот момент практиковали несколько методик диагностики и лечения нарушений ритма сердца, которых ещё не было в СССР. Хотелось догнать зарубежных коллег. Конечно, было немного страшно окунуться в абсолютно новое для советской науки и медицины направление, но в итоге я выбрал именно его.
В начале 1980-х годов мы начали проводить электрофизиологические исследования сердца, вот где мне пригодилось отличное знание физики. Тогда же впервые в Советском Союзе мы начали выполнять операции на открытом сердце пациентам с нарушениями ритма сердца. А ещё через десять лет – новое достижение, стали делать катетерные операции при аритмиях, и в Бакулевском центре было создано первое в стране отделение хирургического лечения нарушений ритма сердца.